Патриот. Смута. Том 3 - Евгений Колдаев

— Сын хана, да будет долог его жизненный путь под солнцем, и не оскудеют табуны его, и жены его будут плодовиты, Джанибек из славнейшего под небом рода Герайев, ждет.

— Уважаемый, не знаю я имени и рода твоего. — Я слегка поклонился. — Прошу минуту. Дары у меня.

С этими словами я отстегнул свою баторовку от седла. Сабля дорогая, красивая, сделана отличным мастером со знанием дела, но мне не под руку. Более легкие люблю. Да и не биться мне пока что с тяжело бронированными бойцами. Что разбойники окрест, что татары преимущественно легкоснаряженные. А как дело до тяжелых ляхов дойдет, добуду себе новую, обзаведусь.

Следом из седельной сумки извлек Пистолет золотом украшенный, что у Жука нашел. Мешок с золотыми монетами, оттуда же один с собой прихватил. Вспомнились украшения, которые у Артемия Шеншина в сумках седельных хранились, но… Тогда не думал я, что пригодятся. Да и как-то не шли они комплектом к сабле и пистолету. Подарок больше мужской, серьезный, солидный, а не что-то красивое.

Показал предметы парню, тот кивнул.

Двое охранников приоткрыли края полога шатра. Оттуда повеяло ароматом приятных благовоний. Еще двое, первыми ввели моего пленника внутрь, далее мальчишка указал на меня, а потом на двух сопровождавших нас татар — разведчика и того, кто опознал Тутая.

Я, держа дары, двинулся веред, вошел.

Духота закрытого пространства, полного мехом, сдавила легкие. Овечья шерсть, курящиеся благовония, дым от чадящих и дающих свет масляных ламп. Тюндук приоткрыт, поскольку дождя на улице не было, но света и тем более свежего воздуха это давало не так уж много.

Внутри стояли сумерки. Глаза привыкли не сразу, на это ушло пара мгновений.

В самом центре стояла печь, где тлели, потрескивали угли. От нее шло тепло. Рядом сидел какой-то ссутулившийся человек. Видимо, следил он, а тем, чтобы поддерживалась верная температура и уровень горения. Близ него лежали нарубленные дрова и валежник. Вокруг в центре имелось свободное пространство.

Земля близ стен была завалена шкурами. Там восседало довольно много степняков.

Быстро окинул взглядом — пятнадцать. Преимущественно крупные, дородные, одетые в богатые кафтаны и халаты. Возраста различного: от только-только вошедших в совершеннолетие, достаточно выделяющихся на общем фоне некоей стройностью, до одного совсем уж согбенного, лысого старца. Все при оружии, с дорогими саблями и кинжалами.

Напротив входа на возвышении в одиночестве восседал немолодой, седеющий человек. Окладистая, массивная черная борода, тронутая серебром, ложилась на грудь. Тонкий длинный нос, насупленные брови, сведенные у переносицы, задумчивый и пристальный, пробирающий до самых костей взгляд, злой, напряженный, подавляющий.

Встретились мы с ним.

Сразу же вспомнились горы Афганистана и тамошние руководители военных не очень законных и вообще незаконных организаций. Точь-в-точь типаж.

Суровый передо мной мужик. А каким еще должен быть приемный сын хана, участвующий в постоянной борьбе за престол и, по факту, выигравший ее? Только таким: хитрым, расчетливым, безжалостным и бескомпромиссным, холодным и решительным, рассудительным и внушающим авторитет. На этом всем нужно играть, сделать так, чтобы добиться своей цели.

Работаем, Игорь, с полной отдачей. Не за жизнь свою сейчас, а за сотни, тысячи иных людей ты здесь отдуваешься и говоришь. Надо сделать, надо убедить!

Я смотрел пристально, подмечал все малейшие детали, чувствовал окружение, ловил взгляды всех здесь собравшихся.

Мальчишка, что сопровождал нас, подбежал к военачальнику, пал на колени, проговорил что-то. Глаза Джанибека уставились на пленника, буравили его, затем взгляд перешел на меня.

Сейчас начнется битва двух разумов. Настоящий поединок воли, хитрости и ума.

— Подойди, русский посол, назови себя.

Хорошо хоть на русском говорит. Почти без акцента, кстати. Значит, получится у нас с ним хоть какой-то диалог. Огромный плюс.

Я расправил плечи, сделал несколько шагов вперед, чуть склонил голову в знак уважения, заговорил. В руках держал дары.

— Достославный Джанибек Герай, да будут стада твои бесконечны, а многие жены плодовиты. Сын прославленного Селямет Герайя, да будет его век долог и не оскудеют табуны. Имя мое, Игорь Васильевич Данилов. Я привез тебе в дары. Первый и самый важный, это подлый убийца и предатель Тутай Аргчин. Знаю я, что он со своей бандой напал и убил гонца, который вез тебе важное послание из Крыма от отца твоего, названного.

— Тутай, вижу его. Знаю это лицо. — Лицо татарского предводителя стало еще более злым, тени от ламп играли в морщинах, придавали выражению орлиную остроту профиля.

Он перешел на татарский, проговорил несколько коротких, отрывистых фраз. В одной из них я услышал знакомое имя — Махамед.

— Я сам и мой город не так богаты, но мы собрали дары.

Пока говорил, мальчишка подошел ко мне, взял все, что я приготовил. Отнес к восседавшему выше всех Джанибеку, передал. Я продолжал, следя за ним и его движениями.

— Понимаю, это лишь капля в море твоего величия, но прими это в знак моего к тебе уважения.

Пистолет он повертел, хмыкнул, почти сразу отложил, мешочек приоткрыл, взвесил, улыбнулся, кинул сбоку от своего импровизированного трона. А вот сабля его заинтересовала. Коснулся рукояти, достал, потрогал пальцем лезвие, вытянул наполовину, вновь коснулся, хмыкнул. Резко вогнал в ножны. Оставил ее лежать на коленях.

Поднял взгляд, холодно произнес:

— Что за письмо?

Ко мне вновь подошел мальчишка. Ждал. Я аккуратно извлек то самое письмо, что было вскрыто еще в доме воеводы. Медленно, чтобы окружающие меня люди, не решили, будто я выхватываю нож или еще какое-то оружие. Показал парню на печать, что она сломана. Не делал из этого чего-то, не выказывал удивления.

Мальчишка принял бумагу, сделал несколько шагов, передал Джанибеку, проговорил что-то на татарском. Показал надлом.

— Посол, именующий себя Игорем. Письмо в крови, а печать сломана. Почему?

— Достославный Джанибек Герай, кровь, что на бумаге, это кровь гонца из Крыма. Тутай Аргчин, когда мы его схватили, признался…

Я ощутил, как за моей спиной пленный татарин начал дергаться в руках у держащих его стражников, вырываться, мычать что-то.

— Он признался, что убил его после пыток. — Завершил я часть фразы.

Сын хана вскинул руку, бросил короткую фразу. У пленного татарина вынули кляп, и он разразился бурной тирадой. Говорил что-то громко, словно выплевывал слова, злобно и чувствовал я, что про меня совсем нехорошее там. Подает этот разбойник дела мои в выгодном ему ключе, а я даже поспорить не могу, языка не знаю.

Значит, морда кирпичом. Займу другую позицию. Раз