Чëрный Выброс: подкритическая реактивность - Радислав Лучинский
Ясно пока что одно — всё зависит от данных, которые удастся добыть. Или обнаружится что-то такое, что заставит "эпицентровцев" собрать таки спасательную экспедицию, не взирая ни на какой риск. Кто-нибудь непременно погибнет, увы, но уцелеет АЭС Майтирэн. Или оно не обнаружится, Михаил Константинович не решится, и значит придёт каюк Сиарнару. И Сэнеду. Да, всё зависит от данных, а значит, в немалой степени — от самого Рэя, а он сейчас сам не знает, что и как собирается искать, и какой вариант в итоге будет хуже. Да и не умеет он делать такой жуткий выбор, он в конце концов только реактор, всего три года назад заговоривший собственным голосом. У него ни знаний, ни опыта, и командовать Рэй никем не умеет. А ведь у него наверняка спросят: идти или не идти, минимум Воины Риенки спросят! И что он скажет?
Жутко.
И посоветоваться даже не с кем, разве что… Точно! Он должен посоветоваться с Линой, Фея, Озера, она же лучше всех, благороднее всех, мудрее всех! ИАЭС не может быть не права, и он поступит ровно так, как она ему скажет.
Рэй сосредоточился, разглядел внутренним взором линину комнату, безупречно аккуратную, строгую. Увидел её саму, принцесса что-то читала, забравшись с ногами на диван.
— Лина! — осторожно позвал он, — Можно, я тебе задам вопрос?
— Срочный, Рэй? А то мне Снегова завтра Индейцу вернуть надо.
— Лучше срочно, да. И… И это даже скорее не вопрос, а… Покопайся, короче, у меня в мозгах, а то словами я часа два формулировать буду!
— Ох, Рэйден, — Лина вздохнула и отложила, книжку, — Я же не так хорошо считываю, как ты. А у тебя сейчас вся личная ноосфера такая м-м-м… Всклокоченная какая-то.
— Будет тут всклокоченная! — пробурчал Рэй, вслух, а мысленно добавил к просьбе самое трогательное "пожалуйста", на которое был способен.
— Ладно, сейчас сниму, — кажется, Фея Озера немного нахмурилась. Не сердито, а скорее печально, она действительно не очень любила напрямую в мозгах копаться.
Её прикосновения к разуму всегда ощущались какими-то мягко прохладными, успокаивающими. Рэй всё никак не мог придумать, с чем их правильно сравнить. Глоток мокрого весеннего ветра после душной комнаты? Аромат мяты? Прикосновение птичьего крыла? Далëкий голос ночного поезда?
— Рэй, пойми меня правильно, но ничего страшного не происходит, — протелепатировала Лина, закончив считывать, — Во всяком случае, пока. Люди просто реагируют так, как для них естественно. Операция сложная, опасная, и, что для начальства, увы, тоже принципиально, дорогая. Храмовник не сомневается, что она состоится, "Эпи-Центр" в этом пока не уверен. И, собственно, что?
— Как это "что"? Лина? А жертвы?
-:А жертвы, Рэй, увы, есть всегда, просто осознай это! В одних только автокатастрофах людей гибнет каждый день целая армия. Которой бы на десять Майтирэнов хватило. Важно другое — будут эти жертвы осмысленными или напрасными.
Рэй вцепился пальцами себе в волосы.
— Всё-таки я так мыслить не могу, не умею, Лина! Мне сейчас очень плохо…
— Понимаю, что плохо. Но соберись! Если есть на что, отвлекись, потом к этим вопросам вернуться со свежей головой. Что бы там ни было, от твоих страданий уж точно никому легче не станет. И… знаешь, что…
— Что?
— Когда я не знаю, как правильно поступить, я просто стараюсь получше сделать свою работу.
Диск 6. К СОЖАЛЕНИЮ ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ Фрагмент 1
Тошка наскрëб в себе решимости признаться, что к Росшанским идти побаивается. Оксана, это, конечно, Оксана, она в доску своя. (Угу. В буквальном смысле в доску. Летательную). Но там ведь будут её родители. И одноклассники. И какие-то подруги по лагерю. В общем, всякие сплошь незнакомые люди.
— И них квартира такая, ну, такая… Я там как-то был, но больше без группы поддержки ни за, что не пойду, вот! — закончил свою покаянную речь Чернобыльников, когда они с Рэем входили в подъезд здоровенной светло-серой восемнадцатиэтажки, крышу которой венчали алые буквы "Слава КПСС".
— А "такая" — это какая?
— Нууу… У них там пианино, и вообще антиквариат. Не, не подумай, Оксанка нормальная, только вообще, но сам понимаешь! — Тошка засмущался окончательно.
Рэйден окинул взглядом вечно растрëпанного, как мокрый весенний воробей, однотипничка, представил его на фоне пианино, антиквариата и оксаниных предков и понял, что да, без моральной поддержки его со всем этим оставлять, и верно, нельзя. Хотя, честно говоря, мелькала у Рэя подленькая мысль всё-таки дезертировать.
Зря он этого не сделал, как показала практика.
Нет, как раз оксанины предки, действительно оказались не то что нормальными, а самым что не есть мировыми людьми. Отец у именинницы работал инженером-конструктором на заводе "Альтаир" и вдобавок был заядлым книгочеем. Он ужасно интересно рассказывал о разной советской и зарубежной фантастике и без устали советовал книжки. Мама — преподавательница музыки, больше всех за столом хохотала, травила байки из консерваторской юности, а потом играла на так испугавшем Чернобыльникова пианино популярную классику пополам с рок-медляками. Никаких тебе поджатых губ, страшных глаз, неловких пауз и всего такого прочего. Гости и хозяева ели изумительно вкусные салаты, играли в фанты и чепуху, смеялись. В пылу общего веселья раскокали что-то из вышеупомянутого антиквариата, но Росшанская-старшая забеспокоилась только: не поранился ли кто-нибудь стеклом. В общем, все были очень довольны и праздником и друг другом, смущение растаяло уже где-то на пятой минуте знакомства, а Рэй ещё и выклянчил у оксаниного папы почитать "Гадких лебедей" и что-то из Кларка. В общем, всё было замечательно первые часа два.
А потом старшее поколение Росшанских (Папа, мама и тëтя) встало из-за стола. Юрий Петрович сказал, что они трое сейчас поедут по "скучным, взрослым делам, предоставив вам возможность веселиться по-вашему, по молодëжному". Ясен цезий, никаких дел у них и в помине не было, просто одним из
