Военный инженер товарища Сталина 3 - Анджей Б.

Откинулся автоматикой люк. Игорь выбрался наружу, сразу отступив в сторону от греха подальше. Тотчас портал времени окутался мезонным облаком, вспыхнул, заставив зажмуриться. А когда Игорь, уже по привычке, открыл глаза — барокамеры не было. Мигнула точка сингулярности: червоточина пошла гулять по эпохам. Так, во всяком случае, представлял положение вещей летчик сорок третьего года. Если все будет происходить как и прежде, то саркофаг вернется за ним. Непременно вернется — ведь такое бывало всегда.

Обвел взглядом местность. Итак…

Год сорок пятый, судя по данным самописца. И куда, в какую локацию его занесло в этот раз?

Обводя взглядом горизонт, подмечая малейшие детали, старлей с сарказмом вспомнил слова Степана Сергеевича. Тот уверял на прощанье, что автоматика в этот раз сработает безотказно — ведь работала же на крысах с собаками? Его, летчика, должно забросить ровно в тот день, откуда он прибыл. Почти в ту же минуту. Ни Борис с Алексеем, ни Александр, ни другие бойцы у костра, ничего не должны были заметить. Отлучился по нужде — вернулся назад. Продолжали курить, спать, готовиться к завтрашнему походу на Запад, выходя из Курской области. А вместо этого — год сорок пятый…

— Черт бы вас всех побрал с вашей автоматикой! — обозлился Игорь.

Проверил карманы, портупею, планшетку. Все сохранилось на месте. Даже фотография с женой и дочуркой не пострадала при переброске. Спички, фонарик. Не сохранились лишь сувениры из прежних эпох. Табакерка от Императрицы, портсигар от Василия Джугашвили…

Такие реликтовые вещи червоточина, вероятно, поглощала в своей черной дыре.

— И куда нам теперь? — по обыкновению спросил сам себя. Он уже давно привык разговаривать сам с собой — еще с тех пор, как попал в одиночестве к неандертальцам в Ледниковый период.

Перед ним простирались поля. Судя по почве — европейской части России. Чуть в стороне, за леском, виднелись крыши деревни. Из труб шел дым. Бил ощутимо морозец, ведь самописец за бортом показал январь-месяц. Хорошо, что на нем сохранилась его прежняя амуниция — та, в которой он прибыл на Курскую дугу сорок третьего года. Его новый знакомый Борька тогда потешался: сентябрь — а старший лейтенант с его эскадрильей, прибывшей из Мурманска, одеты в теплые меховые куртки. На ногах унты. На головах шлемофоны.

Сейчас, в этой одежде, он прибыл сюда.

Сюда. Но, куда?

Часов не было. Компаса тоже. Задрав голову, взглянул в небо. Оно было хмурым, без солнца. Идти предстояло в деревню. Если барокамера по каким-то причинам забросила его в сорок пятый год, настроенная на вектор Александра, то, вероятно, тот тоже находится уже в этом году.

— И что же выходит? — спросил сам себя Игорь. — Тот Саня из будущего, которого я оставил в сорок третьем году, обитает в моем времени уже почти два года?

Летчику внезапно стало жалко инженера Института технических разработок. Там, в двадцать первом веке, у него осталась семья, быт, работа, налаженная жизнь и друзья. А он застрял в нынешнем времени. Портал червоточины никак не мог отыскать среди бездны эпох его вектор модуляции. Каждый маркер был уникальным. Каждый вектор — персональным. Поэтому их были миллиарды и миллиарды. Если судить по расчетам аналитиков Степана Сергеевича, то за ВСЮ историю эволюции человека разумного Homo Sapiens, на планете сменилось около ста сорока тысяч поколений. Иными словами, на Земле во все времена, начиная от первого Человека разумного, жило, обитало и умирало примерно 109 миллиардов людей! Игорь даже ужаснулся от такой цифры. Сто девять миллиардов! Рождалось, жило, размножалось, умирало, кануло в Лету. И у всех и у каждого были свои персональные маркеры. Тут, как объяснял Степан Сергеевич, дело уже обстояло в области физики. Игорь тогда ни черта не понял. Судя по всему, старик Эйнштейн тоже бы запутался в таких модуляциях. Сейчас выяснилось одно. Кратко. В двух словах. Если червоточина закинула его в сорок пятый год, настроенная на вектор Александра, то и он, сам хозяин маркера, должен теперь быть в этом году.

— Видишь, как просто? — спросил сам себя. — И не надо никаких Эйнштейнов. Будем искать и спрашивать. Наводить справки. Прежде всего — в какую часть страны я попал?

Он уже вышел из леса на утоптанную лошадями колею. Несколько домиков с соломенными крышами выстроились в своей захудалой нищете. Кругом тихо, словно в гробу.

Неужели так далеко ушел фронт в сорок пятом? — мелькнуло в мозгу. — Похоже, здесь давно уже никто не бомбил, не разрушал. Все девственно чисто, словно и не коснулась война.

Под ногами действительно не было воронок от взрывов. Деревья стояли нетронутыми. Пахло морозцем — но не гарью сражений. Подойдя к первому забору, решительно стукнул кулаком. Легкий снег под унтами не выдал своим скрипом, так как собака только сейчас издала глухой лай. Старый облезлый пес вылез из будки. Гавкнул. Зевнул. Опустил сморщенный хвост.

— Хозяева! Есть кто? Мне бы водицы напиться.

Сарай, за ним изба. Крыльцо прохудившееся. Красный флаг свисает с карниза. Окна закрыты ставнями. Скрипнула дверь. На крыльцо вышел старик. Старик как старик — таких всегда много в поселках. Явно тут колхозом не пахнет, — мысленно сделала вывод пилот. Старик уставился на форму советского летчика. Поморгал глазами. Нерешительно цыкнул псу. Тот притих, забравшись обратно в конуру.

— Тебе чего, сынок?

— Водицы бы мне, отец.

Как спросить у древнего деда, куда его, Игоря, сейчас занесло? В какую часть страны? Судя по деревьям и избам — вроде бы в европейскую часть. Не за Урал же! Не в Алтай или Хабаровск на Дальнем Востоке?

Покряхтывая, озираясь на форму пилота, старик пригласил жестом внутрь избы.

— Ты сам будешь? Или с этим… как его… экипажем?

Игорь понял, что придется врать напропалую. Чем убедительнее, тем легче будет ввести в заблуждение.

— Экипаж остался у самолета. Горючее закончилось, вот и вынуждены были совершить посадку.

— Где?

— А вон, за твоим лесом — вон там, — махнул рукой. — Лес-то твой, поди?

— Наш. Общий.

Провел гостя внутрь. В горнице — стол, лавка, шкаф с посудой. На бревенчатых стенах иконы. На столе самовар. Окна закрыты снаружи ставнями, но сумрачный свет пробивался сквозь щели. Из комнаты вышла старуха, вытирая о платок руки. Бросила любопытный взгляд на одежду пилота. Ни страха, ни паники,