Смерть на обочине - Евгений Васильевич Шалашов
– Давайте помогу, – любезно предложил Лентовский, забирая коробочку и вытаскивая из нее орден.
Председатель Окружного суда закрепил орден святого Владимира у меня на груди[25], посмотрел, недовольно покачал головой, перезакрепил. Убедившись, что крестик утвердился ровно, полюбовался на свою работу и строго напомнил:
– Господин титулярный советник, не забывайте, что Владимир четвертой степени обязан к постоянному ношению.
Как он меня назвал? Титулярный?
Видимо, взгляд мой был достаточно красноречив, потому что Николай Викентьевич улыбнулся и кивнул на грамоту, что я держал в руках – мол, разверните.
Развернул. Сверху типографским способом написано:
Божію Милостію
Мы, Александръ Третій
императоръ и самодержецъ
Всероссійскій, царь польскій, Великій князь финляндскій
и прочае, и прочае, и прочае…
Дальше шел рукописный текст неизвестного канцеляриста, обладающего красивым почерком:
Нашему титулярному совѣтнику, судебному слѣдователю Череповецкаго окружнаго суда Санктъ-Петербургской судебной палаты Ивану Чернавскому
Въ воздаяніе отлично-усердной службы и особую храбрость и мужество при задержаніи преступника по засвидетельству начальства
Всемилостливѣйше пожаловали Мы васъ Указомъ отъ 22 октября 1883 года Капитулу даннымъ Кавалеромъ Императорскаго и Царскаго ордена Нашего святаго Владиміра четвертой степени.
Грамоту во свидѣтельство подписать Орденскою печатью укрѣпить и знаки орденскіе препроводить къ вамъ Повелѣваемъ Мы Капитулу Россійскихъ и Царскихъ орденовъ.
Эх, почему в грамоте нет подписи самого императора? Классный бы был автограф. С другой стороны, если бы его императорское величество подписывал все бумаги, что проходили через его руки, у него указательный палец покрылся бы мозолями, как у меня, в бытность студентом.
– Господа, благодарю вас, не смею больше задерживать, – сказал Лентовский подчиненным, а те, с некоторым облегчением, принялись покидать начальственный кабинет. Не сомневаюсь, что сейчас начнут перемывать мои косточки – скоро начну перемены погоды угадывать. Скажут, небось – мол, папочка подсуетился. А иначе как понять, что орден, положенный надворному советнику, попал на грудь коллежского секретаря?
Повинуясь взгляду начальника, а не фразе из знаменитого фильма, которая стала штампом, отошел в сторонку, чтобы не мешать коллегам.
Оставшись наедине, Николай Викентьевич только развел руками:
– Иван Александрович, еще раз вас поздравляю, но хочу, чтобы вы знали – я здесь абсолютно ни при чем. Разумеется, я писал в Судебную палату о том, что судебный следователь Чернавский заслуживает награды, но никак не думал, что вас наградят орденом, да еще и присвоят титулярного советника, в обход выслуги. Не обижайтесь, но для вашего чина и выслуги, да что там – возраста, и высочайшая благодарность – немало. Но сами понимаете, мнение государя не оспаривают и не комментируют.
Я сам в ответ развел руками, не зная, что и сказать. Воля императора – само по себе закон, а коли эта воля служит тебе на пользу, так закон вдвойне!
Кто же мне так удружил? Батюшка? Нет, не думаю. Чернавский-старший на такое бы не пошел. Даже не из-за соображений принципиальности – вон, чин коллежского секретаря родитель устроил, а из других. Отец ведь и сам чиновник, пусть и высокого полета, не чета мне, он понимает, что лишний раз использовать собственное влияние ради отпрыска – чревато. Да и зачем? Чины и награды должны приходить в свой срок, без торопливости. Батюшка должен понимать, что и новый чин, и орден скорее доставят сыну хлопоты, нежели радость.
– Все-таки, Иван Александрович, по моему разумению, рановато вас наградили Владимиром, – покачал головой Лентовский. – Понимаете, есть определенная радость, когда ты получаешь свою награду. Вот отметили бы вас Станиславом третьей степени, ждали бы вы свою Аннушку, а что теперь? С одной стороны, вроде бы младшие ордена у вас есть, а с другой? Нужно чиновнику расти, нужно, а не прыгать через барьеры. Ну да ладно, это я так, разворчался. На самом-то деле я очень рад за вас. Вон как – ни в одном Окружном суде нет судебного следователя, отмеченного Владимиром, а у меня есть!
Поклонившись начальнику, собрался уйти, но председатель суда, с отеческой интонацией сказал:
– Когда соберетесь отпраздновать орден и новый чин, не нужно вести нас в дорогую ресторацию. Гораздо дешевле, если попросите свою хозяйку накрыть у себя на квартире скромный стол, а напитки вы закупите в лавке. В этом случае вы побережете свой кошелек, да и злопыханий будет поменьше. Сослуживцы иной раз бывают очень нетерпимы к чужому успеху.
– Спасибо, Николай Викентьевич, – искренне поблагодарил я начальника.
Спустившись вниз, первым делом подошел к ростовому зеркалу, стоящему в вестибюле. Ух, красота! А если в петлицах будут красоваться не три звездочки, а четыре… Нет, пардоньте. У титулярного в петлице только просвет и эмблема ведомства.
Он был титулярный советник,
Она – генеральская дочь;
Он робко в любви объяснился,
Она прогнала его прочь.
Кстати, почему прогнала? Титулярный советник – не такой и маленький чин, соответствует званию капитана в армии. Не елистратишка, чай. Или у титулярного из песни не было шансов на продвижение по карьерной лестнице, а генеральская дочь хотела сразу же проскочить в статские советницы?
– Поздравляю, ваше благородие, – послышался голос служителя.
– Спасибо, Петр Прокофьевич, – ответил я, привычно засовывая руку в карман. Где там монетка-то?
– Нет-нет, ваше благородие, даже не вздумайте! – замотал головой отставной солдат. – Я искренне вас поздравляю, обидите. Заслужили вы орден, не сомневайтесь!
Я даже растрогался. Отставник посчитал, что я сомневаюсь – достоин или нет награды? Покажите мне того, кто сомневается?
Руку старику не пожал, но взял его за запястье и легонького потряс.
– Спасибо, Петр Прокофьевич, на добром слове.
– Да что там, доброе слово, – вздохнул довольный ветеран. – Ежели государь император орденом наградил, стало быть, заслужили. Так ведь и я все вижу. В кабинете не сидите, весь в делах.
«Аки пчела», – мысленно добавил я и решил, что раз пошла такая гулянка, могу отправляться домой, хотя до конца рабочего дня осталось еще три часа. Кстати, имею право. Чиновник должен являться на службу в мундире, соответствующем его чину-званию, а у меня в петлицах до сих пор коллежский секретарь. Непорядок!
И к Леночке сегодня вечером приду, пусть и не урочное время, но ради такого праздника Анастасия Николаевна простит.
Явившись, не снимая шинель, первым делом расцеловал Наталью Никифоровну в обе щеки, попытался еще поцеловать в губки, но был отвергнут.
– Иван Александрович, а ты не пьян ли? – забеспокоилась хозяйка. Приблизив лицо, понюхала мои губы. – Нет вроде бы…
– Вот! – горделиво распахнул я шинель.
А в голове откуда-то
