Смерть на обочине - Евгений Васильевич Шалашов
– Слушаюсь, – отозвался пристав. – Наши учеты по временной прописке нынче же вечером проверю, городовым завтра прикажу. Нехудо по скупкам пошерстить, по ломбардам. Наверняка печатка должна запомниться.
– Если ее не сломали, – хмыкнул исправник.
Я кивнул. Если с безымянного пальца сняли печатку, то ее, скорее всего, кинули на наковаленку или камень, постучали молотком, сплющивая драгоценный металл и разбивая эмаль. Не исключено, что переплавили. Печатка с гербом – штука запоминающаяся, да и кто ее купит? А вот небольшой слиток золота – запросто. Копейки дадут, но копейка рубль сбережет.
– А есть еще частный сектор, – сообщил я.
– Что еще есть? – не понял Абрютин.
Ну да, снова вылетело выражение, которого пока нет.
– Частный сектор – дома обывателей. Они же не всегда обращаются в полицию, чтобы своих гостей на учет поставить.
Полицейские грустно закивали. И на самом деле, далеко не все обыватели, принимая гостей, идут в полицию с их паспортами. А должны бы!
– Значит, городовым приказать – пусть проверяют, спрашивают своих осведомителей – не было ли в феврале или марте у кого-то из домовладельцев солидного мужчины? И куда он мог деться?
– Сделаем, – кивнул исправник, посмотрев на пристава. Тот тоже кивнул.
– Итак, господа, о чем мы с вами забыли? – поинтересовался я. Не дождавшись вразумительных ответов, сказал: – А теперь давайте-ка набросаем версии преступления. Пусть даже самые фантастические.
– Какие версии? – не понял пристав.
– Самые сказочные, нелепые, – уточнил я. – Мы-то с вами исходим из того, что преступление либо совершено в нашем городе, либо жертву вывезли в сторону Ботова, где убили и ограбили. Если все не так было?
– А как?
Хотел выдать такую версию – мол, в Череповце либо вблизи города имеется постоялый двор, куда хозяева заманивают путников, а там их убивают и грабят. Но это перебор. Такое было возможно при царе Горохе, но не в девятнадцатом веке. Прятать трупы, сбывать краденое – очень сложно. И с лошадьми да колясками заморочки. Раз-другой прокатит, потом об этом узнает полиция. Подумаем о другом варианте.
– Предположим, – принялся я фантазировать. – В самой деревне Ботове обитают разбойники. Днем они в земле ковыряются, по ночам на промысел выходят. А мимо ехал в коляске или кибитке проезжий, они на него напали, убили и ограбили. Как вам такой вариант?
– Не пойдет, – покачал головой Абрютин. – По службе на Кавказе знаю – не станут разбойники около своего дома грабить, внимание к себе привлекут. Известно, не дерет волк скотину около логова. А наши ли грабители, тамошние ли абреки – без разницы. Но, если предположить, что убили и ограбили местные, тело бы понадежнее спрятали, не у дороги бросили. Но Ботово на всякий случай проверить нужно. Вдруг там коляска чужая во дворе стоит, кони? Распоряжусь, чтобы урядник проверил.
Разумно. Сомнительно, чтобы у крестьян что-то осталось, тем более – кони, но проверить следует.
– Ваше высокоблагородие, разрешите и мне? – подал голос фельдфебель. Дождавшись разрешения, сказал: – А если покойника не с нашей стороны привезли, а с другой? Покойника, или пока он живым был, могли где-то на постоялом дворе замочить, что по тракту, в сторону Вологды.
– Что сделали? – в один голос переспросили исправник и пристав.
– Э-э, замочили, убили то есть, – растерянно сказал Фрол, посмотрев на меня. – Его благородие, господин следователь так говорит, нам понравилось. Он объяснял, что замочить – от слова мокруха. Так убийство на птичьем языке именуется, на котором бандиты и воры разговаривают. Его еще блатной музыкой именуют, или феней.
Я едва сдержал смех. Ишь, опять. А ведь не помню – когда брякнул про «мокруху» и как городовым объяснял, откуда эти словечки пошли. Здесь, кстати, тоже существует жаргон, только он отличается от знакомой мне фени. Ни в жизнь бы не догадался, что конокрады девятнадцатого столетия именуют коней скамейками, а воры, специализирующиеся на кражах церковной утвари, именуют храм клюквой.
– Ты, Егорушкин, господина следователя слушай, но слова странные следом за ним не повторяй, – назидательно сказал исправник. – Иван Александрович человек образованный, словечек непонятных уйму знает, но ему можно. А ты попросту говори – убили.
– Виноват, ваше высокоблагородие. Так я чего говорю? А если убили где-то в Доре, а то и в Никольском? Там почтовые станции, постоялые дворы. Убили, а потом у Ботова выкинули.
– Согласен, – кивнул исправник. – Значит, нужно отдать приказ конной страже, чтобы и эти станции проверили.
– Еще к стражникам нужно кого-то из городской полиции присоединить, кто в теме, – сказал я. – Хотя бы Егорушкина. Пусть он с урядником и стражниками все обыщут и шороха наведут.
Кажется, теперь точно все. Задачи поставлены, осталось их выполнить.
Глава десятая
Свежий кавалер
Его превосходительство действительный статский советник Лентовский выглядел довольным.
– Поздравляю вас с первой наградой! Да еще с какой!
Председатель Окружного суда вручил мне красную коробочку и лист твердой бумаги, свернутый в трубку.
Мои сослуживцы, присутствующие на церемонии, захлопали, но аплодисменты были жиденькими, взгляды – достаточно кислыми. Понимаю. У господ судейских мало у кого имеются ордена. У Лентовского, как и у моего будущего тестя – Анна на шее и звезда Станислава, у его помощника – надворного советника Вангергейма – награды пониже, Станислав 2-й степени и Анна 3-й, у окружного прокурора Книснеца – Станислав 3-й степени. У остальных – ничего. Не балует император провинциальных чиновников, не балует. С другой стороны, Череповецкий окружной суд создан сравнительно недавно, чиновников сюда собрали из других городов, порой вырвав их из других ведомств, так что и с наградами сложности.
Первым делом, разумеется, открыл коробку. А там?! Елы-палы, не может быть!
Когда меня вызвали в кабинет председателя, намекнув, что ждет какой-то приятный сюрприз, я ждал максимум благодарности министра, возможно – Высочайшей благодарности (рановато). Пока поднимался на второй этаж, мысленно нарисовал орден Станислава 3-й степени и примерил его на грудь. Над этим орденом любят посмеиваться – мол, несерьезно, но все носят с гордостью. Он бы у меня на мундире смотрелся красиво, перед Леночкой было бы чем хвастаться.
В коробке лежал красненький крест, с позолотой по краям, а в центре – нечто беленькое и с завитушкой. Не то вензель, не то стилизованное изображение лица. Лента на орденской планке черная с красным. Это у нас что? Батюшки, так это Владимир четвертой степени! Точно такой же носит
