Да не судимы будете - Игорь Черемис
[2] Этот случай я взял из реальных воспоминаний Айзеншписа. Риск, конечно, был велик — в КГБ вполне знали, что валютчики скупают золото через студентов института имени Патриса Лумумбы. Но и навар был приличным. Доллар по 3 рубля скупали, но не всегда и не у всех; чаще отдавали 5 рублей. Получившие разрешение на эмиграцию могли покупать и по семь; впрочем, они чаще тоже работали по золоту — меньше по объему, легче спрятать.
Глава 8
«У всех на лицах радость»
Сначала я не заметил, что настроение Татьяны было на нуле — слишком был погружен в размышления о событиях этого дня, который оказался слишком насыщенным даже по моим мерках, пусть я и хорохорился перед Валентином. При этом больше всего меня беспокоил неведомый гитарист Юрий — мне почему-то казалось, что мне предстоит сделать важный выбор, от которого будет зависеть не только моё будущее. Просчитать все варианты быстро не получалось, и я мысленно находился не в этой вселенной, когда открывал дверь и целовал жену в щеку. И потом, когда она накладывала мне поесть, я тоже не обратил внимания, что Татьяна менее разговорчива, чем обычно, и даже ничего не сказала о том, сколько раз сегодня пнул её малыш.
Лишь проглотив немного картошки с отбивными, я вернулся в этот мир, отложил свою дилемму на более подходящее для мудрых мыслей утро, и понял, что с ней что-то не так. Выглядело это «не так» очень наглядно — суровая складка на лбу, чуть более розовые щеки и глаза, в которых плескался настоящий, неподдельный гнев. Сложить два и два было нетрудно, поэтому я старательно прожевал то, что уже откусил, положил ложку в тарелку, откинулся на спинку кухонного стула и невинным тоном спросил:
— Уже знаешь?
Она несколько секунд пыталась испепелить меня взглядом, но потом сдалась. Устало села напротив и тихо сказала:
— Доложили, у нас в театре такое в тайне надолго не удержать… Зачем ты туда поехал?
— Честно — сам толком не знаю, — я состроил виноватое выражение лица. — Думал, зайду, поговорим, а там видно будет. Но как зашел, сразу понял, что идея — так себе. Вот в том, что не ушел после осознания этой мысли — в этом виноват, каюсь.
Татьяна печально вздохнула.
— Что там хоть было? — спросила она. — Девчонки рассказали всякие ужасы — мол, то ли ты избил Во… Высоцкого, то ли он тебя. То ли один на один дрались, то ли ты на всю труппу накинулся… и по всему зрительному залу и по всей сцене — лужи крови.
Я усмехнулся.
— Этим твоим девчонкам… Сама подумай — если бы я такое устроил, смог бы прийти домой вовремя? Сейчас бы сидел, писал пятнадцатую объяснительную и мысленно готовился бы к жизни в камере.
— Да кто ж вас знает… — ещё один печальный вздох.
— Действительно, — я улыбнулся. — Всё было гораздо проще и скромнее. Мы с Валентином… это мой коллега, он никогда на Таганке не был, вот и напросился со мной… зашли, скромно посидели в уголке, пока репетиция шла. Потом Любимов спросил, зачем я пришел, я и рассказал о том, как Высоцкий к тебе приходил. Кстати, можешь называть его Володей, если уж привыкла. По себе знаю — от некоторых привычек сложно избавиться…
— Не хочу, — Татьяна упрямо покачал головой. — Привычка — да, осталась, но никаких Володь! Пусть я пока сбиваюсь, но скоро заново привыкну. Я же его не видела до вчерашнего… сколько? Три с лишним месяца. И очень удивилась, как могла его любить, да ещё так, как любила. Странно это всё, будто гипноз…
Я качнул плечами.
— Да какой там гипноз, ты ещё Мессинга вспомни. Всё опять же проще. Сколько тебе было лет, когда ты пришла на Таганку?
— Двадцать пять, — ответила она после небольшой паузы.
— Возраст, конечно, не детский, — я улыбнулся, — но близко к тому. И даже не вспоминай, что ты уже была замужем, ранние браки редко помогают повзрослеть. И получилось, что столкнулись молодая неопытная девушка и уже опытный сердцеед, который к тому же хорошо знал все порядки театра — он же там работал, если я ничего не путаю, с шестьдесят четвертого?
— Да, два года, — подтвердила Татьяна. — И до этого в других театрах работал… в Пушкинском больше всего, но о том времени я плохо знаю, никогда не спрашивала…
— Да и бог с ним, — отмахнулся я. — Дело в том, что через два года в любом месте человек становится старожилом. Уже не путается в коридорах, знает коллег не только в лицо, но и по именам, у него появляются друзья и приятели. Для новичка лестно заполучить такого старожила в качестве кого-то вроде наставника. Думаю, вы так и играли свои роли — он был лидером, а ты соглашалась быть его верной спутницей.
Татьяна ненадолго задумалась, но потом кивнула.
— Да, пожалуй, так всё и было. Я именно что соглашалась. И ещё мне было лестно, что он меня… приблизил.
— И это тоже, — подтвердил я. — В принципе, мне всё понятно было ещё тогда, в январе, при нашей первой встрече, особенно на квартире у Золотухина. Другие актеры по какой-то причине отдали первенство Высоцкому, ищут его внимания, поддерживают его темы, слушают его песни. В театре он, можно сказать, такой же альфа, которым был в ваших отношениях…
— Что за альфа? — поинтересовалась она.
— Это из биологии, — без паузы объяснил я. — Альфа-самец — вожак стаи, беты бегают вокруг него и ждут случая, чтобы занять место альфы.
Татьяна рассмеялась.
— Да, похоже, — сказала она. — Они все вокруг него бегали — Дыховичный, Золотухин, Вениамин. Борька вообще, кажется, его боготворит, он и из театра может уйти, если Высоцкого уволят. А остальные, мне кажется, будут только рады — место, как ты говоришь, вожака освободится, можно и побороться за главные роли. В
