ИГОРЬ ВЕЩИЙ. Чертежи для княжества - Алексей Рассказов
Ратибор кивнул, на сей раз с полным, глубоким пониманием, идущим из самого сердца. Это был не просто урок механики или строительства. Это был настоящий урок жизни. Урок выживания в мире, где сила и хитрость шли рука об руку.
По вечерам, когда основные работы заканчивались и в гриднице воцарялась относительная тишина, Игорь иногда, в виде исключения, разрешал себе и своему ученику расслабиться. Он не рассказывал Ратибору о своем истинном прошлом — о платформах, нефти, компьютерах. Это было не только бессмысленно, но и смертельно опасно. Но он рассказывал другие истории. Древние притчи. Логические задачи. Хитроумные загадки, не имевшие, казалось бы, отношения к их суровой реальности.
— Так, слушай внимательно. Представь, что у тебя есть волк, коза и кочан капусты, и тебе нужно переправить их всех на другой берег реки в лодке, которая вмещает только тебя и одного из этой троицы за раз…
Ратибор сидел, подперев голову руками, и хмурил свой юный лоб, пытаясь найти решение, в котором никто никого бы не съел. Его мир, который раньше был простым, плоским и жестоким, вдруг начал наполняться странными, изощренными правилами, скрытыми закономерностями и многослойными смыслами.
Он смотрел на Игоря, на этого молчаливого, всегда сосредоточенного и невероятно сурового человека, который спас его от неминуемого избиения, а возможно, и от смерти. Который не бил его, не унижал и не попрекал каждым куском хлеба, а… учил. Требовательно, строго, без скидок на возраст или усталость, но — справедливо.
И постепенно, день за днем, та животная, рабская боязнь в глазах Ратибора стала растворяться, сменяясь настороженным, жадным интересом, а затем и чем-то более глубоким — преданностью. Не раба господину. Не пса хозяину. А подмастерья — Мастеру. Ученика — Учителю.
Он стал первой по-настоящему лояльной, привязанной душой Игоря в этом чужом и враждебном мире. И сам того не ведая, Ратибор, этот бывший парий, превратился в тот самый живой якорь, что начал медленно, но верно привязывать циничного инженера-нефтяника, оторванного от своего времени, к этой суровой, жестокой, но уже не казавшейся абсолютно чужой, земле.
**** ********
Строительство домницы растянулось на несколько долгих, напряженных недель. Над этим участком у частокола, где раньше лишь ветер гулял меж бревен, теперь постоянно висело облако рыжей известковой пыли, смешанной с дымом от постоянных подтопок для просушки глины. Воздух был наполнен криками, стуком топоров, скрежетом пил и хриплыми командами Булата. Игорь проводил там все световые часы, а Ратибор, как тень, не отходил от него ни на шаг, впитывая каждое слово, каждый оценивающий взгляд, каждый жест, запоминая не только действия, но и ту странную, непоколебимую уверенность, что исходила от его учителя.
Наконец настал день, когда Булат, его лицо, похожее на потрескавшуюся от зноя землю, объявил хриплым, уставшим голосом: «Готово». Утром Игоря разбудило не привычное бормотание спящих воинов, а непривычное, приглушенное оживление в гриднице. Хергрир уже стоял, опираясь плечом о косяк двери, и смотрел в сторону кузницы. Его спина была напряжена, лицо оставалось невозмутимым, как всегда, но пальцы правой руки нервно, быстро отбивали дробь по старому, почерневшему дереву.
— Ну что, ведающий, — сказал он, не поворачиваясь, его голос был низким и густым, как смола. — Сегодня твой день. День твоей славы. Или твоего величайшего провала. Третьего, как я погляжу, не дано.
Игорь молча поднялся с своего ложа, ощущая во всем теле знакомое, холодное напряжение. То самое, что он испытывал на буровой перед запуском сложного, дорогостоящего оборудования после долгого ремонта. Теория, расчеты, схемы — все это было безупречно. Но практика, эта капризная и непредсказуемая стихия, всегда вносила свои безжалостные коррективы.
Они вышли в прохладный утренний воздух. У домницы, этого глиняного исполина, уже собралась толпа. Не только кузнецы и их закопченные подмастерья. Пришли почти все воины Хергрира, сложив руки на рукоятях оружия. Пришли ремесленники, торговцы, рыбаки, их жены с детьми на руках — все, кого манило зрелище. Притрусил мелкой рысцой, стараясь сохранить важный вид, старейшина Добрыня, прятая жгучее любопытство под маской показного равнодушия. Даже на частоколе виднелись фигуры мальчишек, забравшихся повыше, чтобы все увидеть. Все ждали. Затаив дыхание, ждали обещанного чуда. Или, что многим казалось куда более вероятным, — громкого и позорного провала.
Булат встретил их у самого основания глиняного колосса. Домница возвышалась на два с лишним человеческих роста, массивная, молчаливая и пока еще бесполезная. От ее основания расходились, как щупальца, деревянные желоба, а к огромным, в рост человека, сшитым из бычьих шкур мехам, уже стояли несколько дюжих парней, готовые качать воздух.
— Все готово, как ты велел, — булькнул Булат, его голос сорвался от волнения. Лицо кузнеца было покрыто слоем сажи и засохшей глины, но глаза горели лихорадочным, почти безумным блеском. — Руда, самый чистый бурый железняк, и уголь, лучший березовый, засыпаны послойно. Ждем только твоего слова.
Игорь медленно, не спеша, обошел всю конструкцию по кругу, проверяя на прочность деревянные соединения, придирчиво осматривая глиняную шахту на предмет малейших, невидимых глазу трещин. Все было сделано на совесть, с тем тщанием, с каким Булат всегда подходил к своей работе. Он остановился и коротко кивнул.
— Начинай.
Булат выпрямился во весь свой немалый рост, вобрал в легкие воздух и рявкнул на своих людей так, что задрожали стёкла в ближайших окнах. Те бросились к мехам, ухватившись за длинные рукоятки. Раздался напряженный скрип дерева, тяжелое, прерывистое, словно астматическое, дыхание натягивающейся кожи. Воздух, холодный и влажный, с свистом пошел по кожаным рукавам в основание горна.
Сперва ничего не происходило. Абсолютно ничего. Толпа, замершая в напряженном ожидании, начала проявлять признаки нетерпения. Прошла минута, другая. Потом из верхнего отверстия домницы, из устья, повалил густой, едкий, желтоватый дым. Минуты тянулись, мучительно медленные. Никакого чуда.
— Колдовство не сработало, — кто-то ехидно и громко бросил в толпе, и несколько голосов поддержали его сдавленным смешком.
Игорь стоял не двигаясь, словно вкопанный, его взгляд был прикован к самому основанию домницы, к небольшому, аккуратно проделанному отверстию — летке, откуда должен был сначала пойти шлак, а затем, если все пойдет по плану, и драгоценный металл.
— Жарче! — закричал Булат, оборачиваясь к мечникам, его лицо исказила гримаса отчаяния. — Дуйте, черти лысые, дуйте, пока легкие не лопнут!
Люди на мехах, обливаясь градом пота, мышцы на их спинах и руках вздулись от нечеловеческого напряжения, рванули из последних сил. Домница вдруг
