Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.

Он наклонился к стояку слива. Еще бы крикнул: «Эй! Кто здесь?».
А я поразился: ну надо ж такое? Еще и вода есть — работает. Кругом взрывы, разруха, а тут… унитаз. Сходить что ли?
— Айда, посмотрим на кухне, — отвлек мысли Борька. — Если что, двинем в подвал. Но жандармы до утра не сунут нос. У них другие заботы.
Обшарили в кухню. Отыскался нож.
— А вот это порядок! — любовно погладил он сталь фирмы «Золинген». — Первый трофей в этом сраном Берлине. — Потом приуныл. — Эх… мать его в душу, Лёшку бы ща сюда. Он ведь первым хотел войти в Берлин.
Я вспомнил и Лёшку и своего Семёна — помощника. Оба отважных бойца так и не дошли до столицы третьего рейха. Один был замучен в гестапо. На Лёшке, как потом стало известно, немцы испытывали новое химическое оружие. На нем и безвестном пилоте. Нам это поведал Илья Федорович, узнавший от Власика. Второго, Семёна, накрыло прилетом. Я вспомнил «юнкерс» и голову его у себя на руках. Тогда мы таким же макаром ехали в штаб фронта, как и в этот раз, когда нас пленили.
— Ща как зажарим птичку, — разыскивая посуду для жарки, суетился Борька меж тем. — И соль нашёл, и галеты.
Потом раскопали в развалинах кастрюлю. В трубе сочилась вода — там и набрали. Мой отважный боец хотел набрать в унитазе — пришлось разъяснить по-конкретному, для каких целей там стояк слива.
— А-атставить!
Дивясь и едва не крестясь от чуда дивного, Борька тайком прошептал молитву. Нашел, блин, время для суеверий. Типичный случай колхозного парня.
Спустя полчаса, притащил сумку всякого хлама: копался в развалинах. Нашел сигареты. Плюс спички. Плюс фонарь и еще пару полезных вещей. Ночевать было можно.
— Утятины не желаете, барин? — поминутно помешивая ароматную похлебку, подшучивал Борька.
Быть обнаруженными мы не боялись. Стемнело, и все погорельцы, кто уцелел, копались в руинах, жгли костры, готовили пищу. Пожарные, кое-где потушив, разъехались. Сирены стихли. Жандармы убрались до утра. Где-то заходил плачем ребенок. Где-то чадили дымом в развороченной кухне. Мы укрылись отдельно — нас не видать с улиц. Поели. Попили. Пыхнули немецкими сигаретами. Если быть точным — так себе курево.
— Трава, тьфу! — брезгливо сплюнул младший боец.
Запили юшкой бульона. Кинули кости коту, что смотрел из угла наглым просящим взглядом. Наконец, протянули озябшие ноги к костру. Тут-то, в полнейшем покое, на утоленный голодом желудок, насытившись Борькиной уткой, его и потянуло на философию. Неумолимо приближалась ночь. Пуская дым в рваную дыру пробоины, глядя в ночное звездное небо, напомнил:
— Ты когда-то обещал рассказать о Гитлере. О том, я имею в виду, Гитлере, что грохнул себя в вашем времени. В твоем измерении.
Я с удивлением вспомнил: а ведь — да. Обещал. Надо же — помнит, чертяка!
— Ну, слушай тогда, боец…
— Не нукай, фраер. Усек? И пургу не гони. Не лошадь. Точняк?
Оба зашлись смехом. Ночь наступила.
Наша третья ночь в окруженном Берлине.
Глава 8
1944 год.
Антарктида.
За стеклянными дверями Скорцени рассмотрел ряды различных банок и колб с заспиртованными органами. Мозги, желудки, сердца, отрезанные и препарированные конечности, части пищевого тракта. Здесь были образцы всего живого на Земле, начиная от щупалец кальмара, глазных яблок обезьян, и кончая акульими плавниками, вперемешку с органами человека. Всё стояло рядами, и было пронумеровано. Попадались даже человеческие зародыши. За перегородкой стояли банки с плавающими в спирту фрагментами рук, ног, лап и хвостов.
— Это ж анатомический театр какой-то! — сморщившись, выдавил из себя обер-диверсант. — Что здесь производится?
Довольный экскурсовод-ученый в белом халате окинул руками цех лаборатории:
— Мы ориентируемся на Древний Тибет, Индию, Китай, Египет. При фараонах уже была развита технология мумифицирования, и жрецы, разумеется, с нашей точки зрения, опираясь на современную науку, пользуясь какими-то своими секретными инструментами, могли клонировать себе подобных. Сколько мы потеряли знаний и манускриптов, касательно древних цивилизаций? Взять ту же Александрийскую библиотеку или клинописи Шумеров: это же кладезь науки! Представляете объём информации? Четыре миллиарда неизученных рукописей! И это только по самым скромным подсчетам наших специалистов, сидящих годами в архивах. Так что, клоны были… уже тогда, полторы тысячи лет назад и ранее.
— И все это подо льдами Антарктиды?
— Мы сейчас находимся вот здесь, — биолог показал пальцем на одну из частей схемы. — Далее по периметру всего первого этажа идут склады и ангары. Видите разграничения бункеров? Затем медицинская лаборатория с мутантами и вот это конструкторское бюро. Заметьте, всё, что я показываю вам на левой стороне схемы — всё так же дублируется и на правой. То есть, попади мы на эту базу с другого входа, ну, скажем, не с западного, а восточного — мы точно так же оказались бы вначале в лаборатории, а потом в таком же конструкторском бюро, как сейчас. Иными словами все бункеры дублируют друг друга. Их по два на каждом этаже. Всё просто. Это сделано на случай утечки информации, а, возможно, и природных катаклизмов… да даже на случай того же пожара. Сгорит или разрушится одна сторона — всегда в запасе есть другая. Группа ученых работает здесь на левой стороне, а другая группа, независимо от первой, так же параллельно занимается тем же, только на правой стороне.
— Узнаю почерк СС, — хмыкнул Скорцени.
Барон фон Риттен с достоинством поклонился. Биолог продолжил:
— А вот здесь, на табличках — техническая характеристика комплекса. Высота или, точнее, глубина вместе с коммуникациями — 500 метров, из них 300 метров — это жилые и задействованные бункеры, площадью в четыре квадратных километра. База представляет собой квадратную пирамиду из четырёх этажей, как вы видите, уходящую конусом вглубь породы. Здесь помечено, что первый этаж, самый верхний вмещает в себя все технические цеха, сообщающиеся между собой. Дальше идёт «пульт управления». Второй этаж, уходящий под землю — это полностью жилые помещения. Вот, смотрите: по периметру идут спальные комнаты, рассчитанные на полторы тысячи человек. Там же находятся комнаты отдыха. Кинозал, библиотека, большой спортзал и даже бассейн. Здесь