Парагвайский вариант. Часть 1 - Олег Воля

«Матушка уже очень стара, — с грустью подумал Карлос. — А то лучшего кандидата в министры образования не стоило бы и искать».

Он вздохнул и продолжил анализировать ситуацию.

Газет в Парагвае не издавалось. Поскольку политика Франсии не менялась, он зафиксировал её в «Катехизисе патриотической реформы» и довёл до сведения каждого парагвайца через школьных учителей. Идеологическая работа на этом заканчивалась. Если возникала необходимость сообщить что-либо дополнительно, информация передавалась по административной пирамиде вплоть до каждого поселения.

Церковь, как потенциальный конкурент на идеологическом поле, была разгромлена и подчинена государству. В 1819 году был смещён последний епископ Асунсьона — Гарсия де Панес, и фактически во главе церкви встал сам Франсия. В 1820 году был издан декрет, ограничивший деятельность религиозных братств и потребовавший от них полной поддержки независимости Парагвая от Испании и других иностранных держав. Все священники обязаны были давать присягу на верность Республике и воздерживаться от любых действий, направленных против её суверенитета.

В 1824 году были закрыты все монастыри Асунсьона. Из четырёх мужских монастырей один был разрушен, второй превращён в приходскую церковь, третий использовался как артиллерийский парк, а четвёртый — как казармы. Три женских монастыря также были переоборудованы в казармы. Часовни стали караульными будками, а церковные облачения и хоругви пошли на пошив красных мундиров для улан.

Но народ ничуть не возмущался. В стране исчезли нищие и разбойники. Первые получили возможность заработать себе на хлеб, а вторых истребили совершенно безжалостно. Франсия вменил местным властям обязанность компенсировать украденное за свой счёт. Коменданты, делегаты и старосты сочли свои деньги более ценными и в кратчайшие сроки очистили свои территории от всех нетрудовых элементов, которые затем стали государственными рабами на «эстансиях Родины».

В налоговой системе Франсия сделал многое, чтобы снизить нагрузку на рядового труженика. Церковную десятину, взимаемую государством, заменили 5%-м подоходным налогом. Были отменены налоги на производство йербы-мате и военный налог. Размер алькабалы (налога с продаж) сократили с 4% до 1%, а прочие мелкие сборы уменьшили хотя бы немного.

И тем не менее доходы государства значительно превышали расходы. Это позволяло закупать за рубежом оружие для армии — самую крупную и болезненную статью бюджета.

Регулярные войска Парагвая насчитывали около пяти тысяч человек всех родов войск. Они делились на батальоны и роты. Ротами командовали лейтенанты, а высшим военным званием в Парагвае было звание капитана. Офицеры готовились в специальной военной школе, куда принимали кадетов в возрасте 12–14 лет. Солдат набирали на добровольной основе, и срок службы не фиксировался. Карлос знал одного сержанта, который служил уже пятнадцать лет. Жалование было небольшим: офицеры получали от шестнадцати до тридцати песо в месяц, рядовые — шесть. При этом почти половина жалованья удерживалась за питание и обмундирование.

Небольшая по численности армия обеспечивала лишь караульную службу в городах и охрану пограничных гарнизонов. Основу вооружённых сил составляло ополчение — все взрослые и боеспособные мужчины. Его численность составляла от двадцати до тридцати тысяч человек. В каждом партидо формировались роты. Ополченцы собирались несколько раз в год на учения и несли пограничную службу. Каждый должен был явиться со своим оружием; тем, у кого его не было, выдавали пики с государственных складов. Ружей катастрофически не хватало.

«Надо решить эту проблему, — подвёл итог Лопес. — И тогда вместо дыры в бюджете это станет ещё одним источником прибыли».

* * *

Границу между Боливией и Перу они пересекли почти без приключений. Обозначена она не была никак — просто деревеньки, что раньше платили дань Сукре, теперь отдавали свои скромные урожаи Лиме. А некоторым не повезло, и их донимали поборами обе стороны.

В одной из таких пограничных деревенек караван нарвался наподобие патруля. Пятеро оборванцев в остатках формы перегородили дорогу, а их «офицер» верхом на муле потребовал у опешивших путешественников документы.

— У нас всё в порядке, сеньор, — широко улыбаясь, выехал вперёд Поликарпо. — Вот, пожалуйста. Официальное разрешение на пересечение границы для нашей компании.

Предводитель пограничников растерянно принял официального вида бумагу, уставился на неё, шевеля губами, и покосился на подчинённых. Через какое-то время он вернул документ и махнул рукой:

— Всё в порядке. Проезжайте.

Когда «застава» осталась позади, Санчо, наконец, дал волю удивлению:

— Откуда у тебя такое разрешение? Где ты его взял?

Поликарпо расхохотался, глядя на изумлённые лица спутников:

— Вы что, всерьёз думали, что эти олухи читать умеют? Это же дезертиры. Они тут поборами промышляют. Мне о них мои спутники-кечуа рассказывали. А бумагу эту мне на всякий случай сеньор Лопес выписывал. Она действительно разрешает пересекать границу… Парагвая!

И снова захохотал. Теперь его смех подхватила вся компания.

До земель народа керо, известного как «ткачи света», они добирались двадцать дней. В общей сложности прошло уже три месяца с момента их отъезда из дома. Усталость накопилась, но все бодрились, поддерживая себя надеждой: это последнее путешествие, а потом — только домой.

Последний отрезок пути оказался непростым. Поликарпо приходилось без конца показывать местным шаманам и касикам свой амулет, демонстрировать больного мальчика и говорить, говорить, говорить. В конце концов, они добрались до последней деревни перед целью. Там амулет пришлось отдать — быстроногий гонец умчался с ним куда-то вверх по склону, а им велели ждать разрешения.

Нательные кресты действительно стали камнем преткновения на границе тайного поселения. Местный касик решительно запретил им пересекать линию, обозначенную двумя каменными уаками. Так что гаучо и упрямо не желавший снимать крестик Санчо остались разбивать лагерь, а Поликарпо понёс мальчика на встречу с верховным шаманом.

Кураку Акуллек был очень стар. Глубокие морщины изрезали его лицо, словно горные тропы Анд. Подарки ему даже не показали — их забрал недовольный вторжением чужаков касик. Но амулет на руке Патиньо старец осмотрел особенно внимательно, тихо шепча что-то себе под нос и временами усмехаясь.

— Молодец Атау. Всё правильно сделал, — наконец произнёс шаман. — Положи осколок сюда. — Он указал на мальчика и на шерстяной коврик у своих ног.

Поликарпо с облегчением выполнил указание. Франсиско лежал неподвижно, как покойник, лишь едва заметное движение груди выдавало, что он жив. Сам же Поликарпо дышал тяжело, его рёбра ходили ходуном, будто кузнечные меха.

Шаман положил иссохшую ладонь на лоб мальчика и покачал головой:

— Чужая кровь. Плохо.

Затем он пристально посмотрел на Патиньо:

— Насколько ты кечуа?

— Мой отец был полукровкой — кечуа и гуарани. Я рождён креолкой. Так что во мне четверть крови кечуа.

— Ну хоть на четверть, — хмыкнул