Парагвайский вариант. Часть 1 - Олег Воля

— Мне подсказали, как найти тамошнего пако. Возможно, он нам сразу и поможет, и дальше идти не придётся.

Гаучо и Санчо повеселели от такой новости и согласились с планом.

Мулов купили без труда и не слишком дорого — всего по тридцать песо. Но вот беда: они были приучены идти в караване, а потому добиться от них резвости было невозможно. Они шли очень ровно, плавно и очень неспешно — не быстрее обычного пешехода.

Второй этап пути оказался куда утомительнее и гораздо страшнее. Почти триста миль плохой дороги, петляющей меж скал, где камни под ногами мулов то и дело срывались в пропасть. Она то поднималась в гору, то спускалась. Хотя в гору — чаще. С каждым днём воздух становился разрежённее, холоднее, а небо — неестественно синим. Ведь до Кочабамбы, конечной точки их маршрута, нужно было преодолеть перевал, вознёсшийся выше облаков. Когда путники оглядывались назад, под ними клубилась молочно-белая пелена — казалось, будто они шагнули за край мира.

Дорога, проложенная ещё инками, казалось, с их времён и не ремонтировалась ни разу. Подвесные мостики вызывали в душах гаучо ужас — они скрипели и раскачивались над бездной, где внизу, в сизой дымке, серебрились ниточки рек. А узкие карнизы вдоль скал ещё долго потом преследовали их в снах.

Воздух становился всё разрежённее. С каждым шагом вверх он словно исчезал, оставляя в груди лишь жгучую пустоту. «Сороче», как называли эту муку горцы, не щадила никого — ни молодых, ни старых. Голова кружилась, ноги подкашивались, дыхание становилось прерывистым и беспокойным. Местные рассказывали, что это духи гор хватают за горло и не пускают выше, другие же говорили о ядовитых испарениях из глубин земли. На самом же деле просто не хватало кислорода.

Усталость стала постоянным спутником и не отпускала даже после ночёвки. Сны были тревожные и не приносили отдыха. Две недели такого пути вымотали больше, чем месяц в Чако. А ещё путников раздражала бесконечная болтовня Патиньо на непонятном языке.

Всю дорогу он подыскивал попутчиков из местных кечуа и без умолку болтал с ними. Всё это он делал, чтобы восстановить навыки языка, на котором не говорил с детства. Заодно он узнавал больше о местной жизни и настроениях коренных народов. Ведь Патиньо солгал Карлосу о своих связях. Он никогда не бывал в Андах и никого там не знал. Его отец всю жизнь прожил в Парагвае, так что даже старых знакомств не было. Но ищущий да обрящет, и Патиньо изо всех сил старался вникнуть в местные дела.

В Кочабамбе пришлось вскрыть запас вещей, заготовленных для подарков. Патиньо не без труда нашёл местного пако и договорился с ним о лечении мальчика. Но тот, едва взглянув на пациента, отказался даже пытаться.

— Я лечу тела, — пояснил он на ломаном испанском. — Но твой мальчик… его тело пусто. Ищи того, кто разговаривает с духами. — Он сделал жест в ту сторону, где лежало озеро Титикака. — Ищите там на островах Амантани или Такиле пако Атау и просите его. Он сильный. Если он захочет вам помочь, то он поможет.

* * *

8 марта в Асунсьоне, наконец, собрался новый конгресс — первый за 24 года. Его созывали в соответствии с прежним регламентом. Число депутатов составило 250 человек, из которых горожан было человек пятьдесят.

Члены хунты не стали предлагать ничего радикального. Они просто стряхнули пыль с проекта государственного устройства, принятого ещё в 1813 году, а депутаты зафиксировали статус-кво. Верховная власть и командование вооружёнными силами официально вручались двум консулам — Роке Алонсо и Карлосу Лопесу. По примеру Древнего Рима, консулы были равноправны между собой. Согласно регламенту, они должны были управлять страной по очереди, по четыре месяца каждый.

Роке Алонсо просто поблагодарил народ Парагвая за доверие, а вот Лопес после слов благодарности произнёс давно продуманную речь:

— Уважаемые делегаты! Граждане Парагвая! Сегодня мы стоим на пороге новой эпохи. Всего лишь несколько месяцев прошло с тех пор, как наш Верховный руководитель, доктор Хосе Гаспар Родригес де Франсия, закрыл свои глаза навсегда. И хотя его тело уже не среди нас, его дух продолжает жить в каждом камне этой земли, в каждом сердце парагвайца.

Он был одиноким стражем нашего суверенитета. Он стоял между нашим народом и внешним миром, готовым поглотить нас. Он закрыл границы, чтобы защитить наше будущее. Он сделал нас нацией, которая знает своё имя, свою силу и своё предназначение.

Наша задача — не повторять ошибки прошлого, но сохранить лучшее из него. Наш долг — развивать страну, которую он создал, не теряя её духа. Парагвай должен стать не только свободным, но и сильным. Не только независимым, но и процветающим.

Парагвай должен научиться строить свои заводы, добывать свои ресурсы, обучать своих людей. Мы должны сами ковать своё будущее! Мы будем двигаться вперёд — с уважением к прошлому, с ответственностью за настоящее и с верой в будущее.

За Парагвай!

Аплодисменты делегатов стали благословением новому курсу на интенсификацию. Но для начала предстояло разобраться с наследием.

* * *

Пятнадцать дней по безжалостному Альтиплано — и перед ними, наконец, засинело озеро. В прибрежной деревушке касик долго разглядывал Франсиско, потом кивнул: «Ладно. Лодку дадим». Но только трое — мальчик, Санчо и Поликарпо — отправились на Амантани. Остальные остались ждать и присматривать за лошадьми (1).

Лодка из тростника тотора шуршала под ногами как живая. Санчо вполголоса ругался на это плавсредство, называя его «убогим пучком соломы». Тем не менее на остров Амантани они добрались благополучно.

Однако встречи с шаманом пришлось ждать почти неделю. За это время Поликарпо стал местной знаменитостью: его с радостью приглашали в разные деревушки, разбросанные по острову, где он развлекал местных рассказами о большом мире. Он даже посетил плавучие острова племени уру, но, к своему огорчению, там все говорили на аймара, и нормального диалога не получилось.

Пако Атау был ещё не стар и больше походил на воина, чем на служителя культа. Но в его силу на озере и окрестностях верили все. Шаман внимательно выслушал историю мальчика и назначил обряд на утро следующего дня.

Когда солнце окрасило вершины гор в золотистый свет, раздетого Франсиско уложили на маленький тростниковый плот. Его тело покрывали таинственные знаки, а кисти рук, ступни и сгибы суставов были перевязаны пёстрыми ленточками. Сам шаман, наигрывая сложную мелодию на дудочке из кости