Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало - Евгений Бочковский
– Дайте-ка угадать, Холмс…
– Ватсон? – Холмс вздрогнул так, что его кресло отозвалось скрипом, и я понял, что он успел немного задремать за это время.
– Я хочу попробовать пройти вслед за вами…
– В настоящее время я никуда не собираюсь.
– То есть я имел в виду вслед за вашими мыслями повторить вашу логическую цепочку, чтобы свести воедино ваши намерения и состояние мыслей нашего клиента.
– Что ж, если необходимость в этом возникла именно сейчас…
– Для меня это важно, ведь я стараюсь тянуться за вами насколько возможно.
– Тогда с удовольствием послушаю.
– Итак, – начал я, польщенный его проснувшимся интересом. – Прежде всего я исхожу из того, что твердо помню следующее: в своей хитроумной выдумке про дядю вы, Холмс, признались мне напрямик, без экивоков, так сказать начистоту, лишь после ухода не менее выдуманного, таким образом, племянника. Который про то, что он выдуманный, не знал, как и я, следует признать честно.
– Простите, – с едва уловимой неуверенностью отозвался Холмс. – Еще раз, пожалуйста.
– Ну, то есть сам Уилсон, конечно, не выдуманный, но вот то, что он племянник, выдумано, поскольку всякий племянник вытекает из положения про дядю, а дядя в данном случае выдуманный.
– Так, – задумчиво подтвердил Холмс, взвесив мои слова в течение минуты.
– Так вот, если вернуться к первому постулату, здесь крайне важно то, что про самого дядю вы признались еще при Уилсоне, и он, то есть дядя, тогда еще был настоящий, даже когда умер, поскольку вы, Холмс, тогда еще помалкивали, что его придумали, и признались только после его ухода.
– Ухода дяди?
– Ухода Уилсона.
– Ах да! Прошу вас, продолжайте, очень интересно.
– Дальше я формулирую задачу, – продолжил я, еще более приободрившись. – Она звучит так: ключевой момент состоит в том, чтобы разобраться, понял ли сам Уилсон, что его выдумали, что он никакой не племянник, или он пребывает в том же заблуждении, что и я до того момента, пока вы мне не раскрыли свой секрет.
– Ваша логика оттачивается с каждым днем, Ватсон. Но разве я вам не ответил уже на этот вопрос?
– Вы сделали это завуалированно, так сказать намекнули, чем подстегнули во мне азарт самостоятельно найти решение. И я вам рассказываю ход своих мыслей.
– И каков же итог?
Вопрос Холмса неожиданно вызвал у меня затруднение. И не потому, что я не знал ответа. Просто мне всегда неудобно себя хвалить. Поскольку образ покойного возник в этой комнате, когда мы беседовали втроем, выходило, что Холмс своей выдумкой заморочил головы нам с Уилсоном примерно в одинаковой степени, так что я практически не сомневался, что этот грубый недотепа сумеет выказать не больше сообразительности, чем я. Во всяком случае, мне этого очень хотелось, что, отчасти, и способствовало моей уверенности в том, что Уилсону для ясности потребуется куда более очевидная подсказка, чем мне. Что называется, в лоб, прямым текстом, не оставляющая и тени двусмысленности. Таковой подсказки он не получил, потому что у него, в отличие от меня, не хватило ума спросить у Холмса, как это он догадался (про дядю), по каким таким признакам.
Глупо хвастать, но еще глупее отворачиваться от очевидного, пусть и приятного. Сравнение нас с Уилсоном на моих глазах оборачивалось явно не в его пользу. Если я не догадался только про то, что дядя выдуманный, но сообразил, как вытянуть из Холмса признание, то Уилсон не догадался про всё, про что только можно не догадаться. Поэтому закономерно остается в плену заблуждения насчет как минимум одного представителя своей родни. И сейчас не находит себе места. Не от мысли, что за всю жизнь так и не повидался с таким близким для себя человеком, а от осознания, что на сей раз, по-видимому, от этого не отвертеться. Разумеется, Уилсону ужас как не хочется отправляться в Йорк, но соображения родственности могут заставить даже такую бесчувственную скотину сняться с места, и тогда… Я даже зажмурился, представив себе, что может получиться.
– Только не обижайтесь, Холмс, я всегда ценю ваши методы, однако мне кажется, в данном случае использование агента втемную не сулит ничего хорошего.
– Втемную? – переспросил Холмс. – Ночью, что ли?
– Ну, то есть когда он действует, будучи дезориентированным ложной информацией, – торопливо пояснил я. – Если Уилсон доберется до Йорка и не найдет там дядю… ни живого ни мертвого… вообразите, какой поднимется скандал!
– Как в Богемии? – хихикнул Холмс, вытянув шею из своего кресла, но мне было не до шуток.
– Нам несдобровать, я серьезно. Следующий рассказ разнесет нас в пух и прах.
– Не собираетесь же вы опуститься до публичного покаяния? – посуровел мгновенно Холмс, и, только взглянув на него, я вспомнил, что он в отличие от меня так и продолжает считать меня Дойлом. – Этого я от вас, признаться, не ожидал услышать. Запомните, что бы ни случилось впредь – с Уилсоном или еще с кем, – вы уже в дебюте сумели поймать нужный тон, стиль и прочее. Такое мало кому дано. Вы настоящий талант, Ватсон, состоявшийся литератор, так извольте держаться избранной линии и никуда не сворачивать.
Растерявшись окончательно, я торопливо пообещал Холмсу никуда не сворачивать. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Особенно в литературе.
– Не переживайте, Ватсон, – смягчившись, в свою очередь, решил успокоить меня Холмс. – Я же сказал, всё в порядке. Разумеется, он понял.
– Что понял?
– Что нет никакого дяди.
– И что не было?
– Конечно. Он понял, что ему следует просто обмануть своих нанимателей. Надеюсь, у него это получится.
– Вы уверены? – спросил я упавшим голосом.
– Я же сказал, надеюсь. Неизвестно, насколько он хороший актер.
– Я про другое. Вы уверены, что он понял, что по-прежнему один-одинешенек, без подсказки?
– Я уже не уверен, что понимаю вас, – озадаченно посмотрел на меня Холмс, уловивший в моем тоне нотки разочарования вместо ожидаемого успокоения.
– Вы действительно видите смысл затесаться в штат этого самого «Союза рыжих»? – предпочел я сменить тему. – Что за необходимость такая?
– Значит, вас ничто в его рассказе не удивляет?
– Не то чтобы, – пожал я плечами. – Просто я привык к обилию сумасшедших в нашем обществе и не имею ничего против безопасных. Здесь, как видно, тоже затесалось явное безумство, но, как мне кажется, вполне невинное.
– Хотите сказать, мало ли на свете свихнувшихся миллионеров?
– Вот именно. Американцы – что с них возьмешь! А завещание, сами знаете, такая штука – хочешь не хочешь, а приходится исполнять.
– Не
