Господин Тарановский - Дмитрий Шимохин

Вопрос был задан. Прямо, без уловок. Она была готова к правде. Я взял ее руку в свою, чувствуя холод ее пальцев даже сквозь перчатку.

— Это не война, ангел мой, — ответил я, глядя ей прямо в глаза. — Это — скажем так, «строительство». Просто иногда, чтобы построить что-то действительно великое, приходится сначала расчистить место. Очень решительно!

Она не отвела взгляда. Долго, очень долго она смотрела на меня, и я видел, как в глубине ее глаз борется ее воспитание с той новой, стальной твердостью, что родилась в сибирской ночи.

Наконец, она медленно выдохнула, и ее пальцы чуть крепче сжали мою руку.

— Я не до конца понимаю весь твой замысел, Владислав, — ее голос прозвучал тихо, но удивительно ровно. — И, не скрою, я даже боюсь его. Но я твоя жена…

* * *

Иркутск встретил нас крепким мартовским морозом и ледяным ветром, заставлявшим стлаться по земле дым из многочисленных городских труб. Карета, скрипнув в последний раз полозьями, замерла. В наступившей тишине я услышал, как залаяли собаки, как звякнул засов на воротах, а затем — гулкий, основательный голос, отдающий приказания.

— Отворяй живее! Гости дорогие приехали!

На высокое, просмоленное крыльцо купеческой усадьбы выбежал сам хозяин — купец

Лопатин, мой иркутский партнер и наместник, одетый в добротный, подбитый мехом тулуп, наброшенный прямо на домашнюю рубаху. Увидев меня, он просиял широкой бородой, но весь его вид выражал не столько радость, сколько глубокое, искреннее облегчение.

Он сам распахнул дверцу нашего «ковчега» и с почти отеческой заботой помог выбраться Ольге, кутая ее в ее же меха.

— С прибытием, Владислав Антонович! А хозяюшку-то нашу совсем заморозили, супостаты! Ничего, ничего, — гудел он, ведя ее к дверям, — сейчас мы вас отогреем! Самовар уже кипит, пироги в печи!

Наконец-то после долгих месяцев пути мы оказались в большом, теплом и гостеприимном доме! Контраст был ошеломляющим. После недель ледяной пустыни, воя волков и пронизывающего ветра мы шагнули в иной мир. В жарко натопленной гостиной пахло смолистым теплом горящих березовых дров, свежей выпечкой и воском от натертых до блеска полов. Огромная изразцовая печь дышала живым, ласковым жаром. Ольга с блаженной улыбкой опустилась в глубокое кресло, подставив озябшие руки огню, и я почувствовал, как спадает напряжение, державшее меня в тисках все это долгое путешествие. Мы добрались. Мы, можно сказать, дома.

Первые полчаса натуральным образом вернули нас к жизни. Слуги бесшумно накрывали на стол, на белоснежной скатерти появился сверкающий медный самовар, блюда с пирогами, розетки с брусничным вареньем, мед. Мы пили обжигающий, ароматный чай, и тепло медленно разливалось по телу, возвращая к жизни застывшие жилы.

Когда первая волна усталости схлынула, Лопатин, видя мой вопросительный взгляд, перешел к делу.

— Дела на Бодайбо, Владислав Антонович, — начал он с нескрываемой гордостью, — идут так, что только диву даешься! Басаргин наш — золото, а не инженер! Новые машины осваивает, рабочих в струне держит. Мы план не то что выполнили — мы его втрое перекрыли! Золото рекой идет!

Я удовлетворенно кивнул. Главный мой актив работал и приносил прибыль. Но я видел, что Иннокентий мнется, и радость на его лице сменилась озабоченностью.

— Только вот одна заноза нам спокойно жить не дает. Сибиряков…

Ольга, до этого с улыбкой слушавшая об успехах, едва заметно нахмурилась.

— Суд в Гражданской палате он затягивает, — продолжал Лопатин, понизив голос. — Крючкотворам своим платит, клерков подмазал. Бумаги теряются, свидетели «хворают». Может год так тянуть. Но это полбеды. Он, змея подколодная, по-другому бить начал.

Он подался вперед, его голос стал почти шепотом.

— Распускает по купеческому собранию, по клубам, среди чиновников слухи. Что вы, мол, человек ниоткуда, выскочка. Что капиталы ваши — нечистые, чуть ли не разбойные. Что имя ваше не то, за кого вы себя выдаете. Под репутацию вашу, Владислав Антонович, подкапывается. Грязью поливает исподтишка…

Я слушал все это с ледяным спокойствием. Ольга устало вздохнула, отставляя чашку. Похоже, Сибиряков понял, что в открытом бою ему не победить. И он начал «партизанскую войну», нанося удары по самому ценному моему активу здесь, в Иркутске, — по моей репутации. В этом консервативном, замкнутом мире слух мог убить вернее пули. Пытаться оправдываться, спорить — значило сразу проиграть, увязнув в этой грязи.

Нужен был другой ответ. Асимметричный. Удар такой силы, чтобы от репутации самого Сибирякова не осталось и пыли.

Я посмотрел на Лопатина.

— Что ж. Мы не будем спускаться на его уровень. Мы просто выиграем суд, взыщем с него кучу денег, о чем будет знать весь Иркутск. Я вызываю своего специалиста!

Через час я уже стоял в промозглой конторе Иркутского телеграфа. Молодой телеграфист принял у меня бланк, и его глаза полезли на лоб, когда он начал читать текст, который я собирался отправить в далекую Москву. Он с испугом посмотрел на меня, потом снова на бланк, понимая, что становится свидетелем объявления тотальной войны, которая всколыхнет всю Сибирь.

Я ждал. В наступившей тишине был слышен лишь треск дров в печке-голландке.

Наконец, телеграфист, сглотнув, принялся за работу.

Металлический щелкунчик телеграфного аппарата забился в лихорадке, отстукивая в ледяную даль империи сухой, безжалостный приговор.

МОСКВА ТЧК ПРИСЯЖНОМУ ПОВЕРЕННОМУ ПЛЕВАКО ФЕДОРУ НИКИФОРОВИЧУ ТЧК НЕОБХОДИМА ВАША ПОМОЩЬ ИРКУТСКЕ ТЧК ДЕЛО ПРОТИВ КУПЦА СИБИРЯКОВА ТЧК ЦЕЛЬ НЕ ПОБЕДА А ПОЛНОЕ ПУБЛИЧНОЕ УНИЧТОЖЕНИЕ ЕГО РЕПУТАЦИИ ТЧК ГОНОРАР И РАСХОДЫ НЕОГРАНИЧЕНЫ ТЧК ВЫЕЗЖАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО ТЧК ТАРАНОВСКИЙ

Глава 4

Глава 4

Телеграмма для Плевако, сухая и безжалостная, улетела в Москву. Я сделал свой ход в юридической войне против Сибирякова. Но сидеть и ждать, пока столичный гений адвокатуры прибудет в Иркутск, было непозволительной роскошью. Сибиряков и Бодайбо конечно важно, но будущее Маньчжурии — важнее.

Необходимо было немедленно закрепить мой новый статус в глазах верховной власти Восточной Сибири.

Я вернулся в гостиную, где Лопатин и Ольга обсуждали планы по обустройству дома.

— Никифор Семенович, мне нужен твой экипаж. Немедленно.

— Куда, Владислав Антонович? — всполошился купец. — Ты же только с дороги!

— Во дворец. К его превосходительству.

Подозвав ротмистра Соколова, который, верный своей новой роли, я отдал короткий приказ:

— Ротмистр, поезжайте к губернатору.