Железный лев. Том 3. Падаванство - Михаил Алексеевич Ланцов

— Из университета еще не прислали ответа, Лев Николаевич. — ответил Мирон Ефимович Черепанов[1]. Сын Ефима Алексеевича, с которым они представляли знаменитую пару Черепановых.

Родитель его умер.

А он сам… в свои сорок пять лет вид имел самый неважный. Но что хуже того, совершенную подавленность моральную. Из-за того, что Демидовы, которые владели Тагильскими заводами, попали под влияние некого месье Кожуховского, дела там пошли довольно скверно. И, в первую очередь стали всячески ущемлять местных специалистов, даже тех, которые зарекомендовали себя отлично. Этот Кожуховский убедил Демидовых в том, что нужно по возможности отказаться от местных специалистов и все построить на приглашенных иностранцах. И дела ставить «как у них». А учитывая то, что к 1840-м годам Демидовы частью пресеклись, частью почти безвылазно жили в Европе, это предложение им «зашло» замечательно.

Вот Мирон Ефимович и пребывал в печали… а точнее, в депрессии. Проект его парохода завернули, хотя никаких в том оснований не имелось. Паровоз, который ходил по чугунной дороге от Меднорудянского рудника до Выйского завода заменили лошадьми. Да и вообще — принижали его и ущемляли как могли, припоминая ему в том числе и происхождение.

Лев же подсуетился.

И сначала выдернул Мирона, которого охотно отпустили, разве что, не сопроводив пинком под зад. А потом и другого бывшего крепостного — Фотия Ильича Шевцова[2], который заводами и управлял. Точнее, от управления его отстранили еще в 1847 году, вынудив написать о том прошение.

И теперь эти двое были тут.

— К вечеру обещались, — добавил Фотий Ильич.

— Хм… ясно. А как полагаете, имеет смысл пытаться это все регулировать? — потряс журналом плавок Лев.

— Не думаю, Лев Николаевич. — покачал головой Шевцов.

— Горит углерод неравномерно, — продолжил Черепанов. — Из-за чего получается только одно предсказуемое положение — по его завершении.

— Как вы видите, — добавил Шевцов, — наши замеры показали разброс свойств металла, на одной и той же минуте продува. Какие-то опыты, я полагаю, имеет смысл проводить. Но выпуск весь вести от полного выдувания.

— Так мы хотя бы будем представлять содержание углерода, — поддакнул Черепанов.

— А примеси?

— Слава Богу, чугун добрый поступает. — вполне благодушно ответил Фотий Ильич. — Замеры в Казанском университете показывают очень добрую сталь. Опыты надо бы продолжить, но пока в том нет никакого особого смысла. Мы тут и так делаем металл изумительный.

— Меня тревожат рельсы. — задумчиво произнес Лев.

— А что рельсы? — напрягся Мирон Ефимович. — Прокатный стан уже почти готов.

— Тут я в вас не сомневаюсь, — улыбнулся Лев.

Уж что-что, а прокатные станы Мирон уже лет пятнадцать, как научился строить. И под лист, и под профиль, и на воде, и на паровом приводе.

— Так в чем же дело?

— Мягкие они очень. Головку нашего рельса не закалить — сталь сильно выжжена. Отчего все станет стираться слишком быстро. И, как следствие, рельсы придется чаще менять.

— А может накладки делать? — почесав затылок, спросил Мирон. — Хотя нет… слишком сложно.

— Оснастку надо сделать, чтобы головки рельсов насыщать углеродом. Как при цементации. — заметил Шевцов. — В печь какую загружать партию рельсов так, чтобы головка в угольной пыли без доступа воздуха томилась. Потом доставать, подогревать до подходящей температуры, и сразу закалять.

— И какие там будут градусы?

— Вполне подходящие для того, чтобы не жечь отдельно топлива. Вон — после паровых машин дым достаточно горячий для цементации рельсов.

— И закалки?

— Нет, увы. Но цементация — самая затратная по жару, она же долгая очень. Надо пробовать, однако, сутки-другие там точно их придется выдерживать.

— Все это так не к месту… — устало вздохнув, произнес Лев.

— Отчего же? — поинтересовался Шевцов.

— Объем… нужен объем. С увеличением размера ковша точно не стоит связываться?

— Качество металла сильно падает. Мы пока не знаем из-за чего[3].

Лев покивал.

И вместе со всеми уставился на процесс очередной продувки.

От вагранки для плавки чугуна они уже отказались. Старый, проверенный минимум парой веков способ, но… слишком долгий. Если с ковша сливать весь метал, слишком быстро выходила из строя футеровка. Поэтому требовалось поддерживать его «в деле» постоянно, чтобы остаток не застывал. То есть, ставить для обслуживания одного маленького ковша сразу несколько вагранок, что изрядно затрудняло организацию пространства и внутреннюю логистику.

На минуточку никаких могучих лебедок еще и в помине не имелось, как и мостовых кранов под потолком. Из-за чего требовалось держать плавку в непосредственной близости с местом продувки. А там еще и перепад высоты…

Так или иначе, но граф Толстой решил применить индукционную плавку чугуна. Ведь с генерацией электричества паровыми машинами он возился уже больше пяти лет. Причем успешно. Посему это решение и напрашивалось.

Индукционная плавка в этой ситуации — это что?

Чугун в тигле выступал вторичной обмоткой в один виток. Вокруг тигля шла медная трубка, выступавшей в роли первичной обмотки. А по ней бежала вода с циркуляцией термосифонным способом[4], чтобы не перегревалась[5]. Как итог — удалось запустить неплохо сбалансированный цикл, в котором один ковш конвертора в триста пудов наполнялся каждые полчаса, выдавая в сутки около двухсот тридцати пяти тонн[6] низкоуглеродистой стали. Да, случались простои из-за аварий и обслуживания. Но, в среднем, совокупно больше суток в неделю не получалось. Так что Шевцов с командой экстраполировали производительность получившейся установки в четыре — четыре с половины миллиона пудов стали в год. То есть, шестьдесят пять — семьдесят три тысячи тонн…

Много это или мало?

В России в это время совокупно выплавляли около двенадцати — тринадцать миллионов пудов чугуна ежегодно. То есть, одна маленькая установка должна была переработать в сталь треть всего российского чугуна.

Причем дешево.

ОЧЕНЬ дешево.

Средняя наценка составляла чуть больше половины стоимости самого сырья — чугуна. В то время как даже пудлинговое железо выходило раз в пять дороже или больше, не говоря уже про кричный передел, который еще сохранялся.

В Англии, правда, и чугуна выплавляли вдесятеро больше, и стали изготавливали чуток обильнее: порядка восьмидесяти — ста тысяч тонн в год. И это англичане еще передел конверторный не запустили, то есть, они находились на пороге настоящего промышленного взрыва.

Но на пороге это на пороге.

А тут вот — уже работало.

И главное — создавало