Железный лев. Том 3. Падаванство - Михаил Алексеевич Ланцов

Такой рывок по идее должен был переполнить рынок России, серьезно снизив прибыльность выделки стали. Однако Лев не собирался скидывать это все на рынок как есть.

Только целевые поставки.

И только под конкретное производство, вроде оговоренного снабжения Шамиля.

Ну и рельсы.

Они в текущий момент времени готовы были сожрать буквально все. Пока решили делать легкие в понимании Толстова рельсы. Метрическую систему официально ему применять пока не получалось — администрация императора и прочие структуры требовали все оформлять в привычных и понятных мерах. Поэтому ему пришлось «рисовать» все через сажень и пуд.

Так на свет и появился стандарт 3СП12, утвержденный императором. Суть его сводилась к тому, что стандартный рельс длиной в три сажени должен был весить дюжину пудов[7]. Что было эквивалентно примерно Р30 в более поздней классификации, которую пока еще не родили.

Их-то Лев Николаевич и готовился гнать для своей задумки, как можно быстрого охвата страны узкоколейными дорогами. Тоже не абы какими, а с колеей Д42, то есть, сорок два дюйма. Из прошлой жизни Толстой помнил, что ее еще называли… будут называть, то есть, Капской колеей[8] — самой удачной из узкоколеек. Хотя… в этой реальности, судя по всему, именно она и станет русской.

Не так чтобы он в этом вопросе сильно разбирался. Просто слышал разные дебаты. Вот в голове и отложилось, что нужно либо ориентироваться на соседей и выстраивать с ними максимально совместимые сети, либо глядеть на экономику.

В Европе железных дорог было пока очень мало, и почти все они сосредотачивались в Англии. А экономика… она стояла за Капской колеей, ну или очень близкой к ней метровой. Просто потому, что та выходила где-то на треть, а то и вполовину дешевле обычной. Особенно при возведении мостов и тоннелей. Позволяя при этом использовать вполне нормальные вагоны и иметь вполне адекватную пропускную способность.

А потом?

Это уже не так важно. В ближайшие годы стоял требовалось, как можно больше верст железки протянуть. Просто чтобы запустить побыстрее и посильнее экономику страны, чего без логистики сделать было бы просто невозможно…

— Сколько у вас рельсов в день должно прокатываться? — после долгой паузы спросил Лев у Черепанова.

— Пока сложно сказать. — неуверенно помявшись, ответил он.

— Приблизительно.

— Из отливок ежели все сложится ладно… мда… рельсов сто в час будет выходить.

— А простой?

— Не знаю. Потому и не могу оценить.

— Ежели часов десять в сутки будет прокат работать, то… хм… где-то тысяч верст путей ежегодно. И где-то шестая часть всей стали, что мы будем выплавлять.

— Может быть, больше выйдет, — встрял Шевцов.

— А в чем затык?

— Тут сложно сказать. — почесав затылок, произнес Черепанов. — Я никогда не делал прокатный стан, чтобы вот так — непрерывно работал под полной загрузкой. Их обычно по случаю включали. Что может пойти не так? Да все что угодно.

— Надо будет до конца года этот довести до ума и второй запустить.

— Попробуем.

— А потом листовой прокат и пруток. Нам остро нужно котельное железо высокого качества.

— Если с рельсами все сладится, то и с остальным. — улыбнулся Фотий Ильич.

— Я могу как-то ускорить это все?

— Косвенно. — осторожно произнес Шевцов.

— Слушаю.

— Рабочих бы как-то устроить. Они же из Казани каждый раз ездят сюда, на завод. Мы пустили большие конные повозки, но сильно это не помогает. Пока доберутся, уже немало устанут, да и потом обратно идти.

— Они семейные?

— Разные, но в основном — нет.

— Сколько?

— Вот тут точные сведения, — произнес управляющий, протягивая извлеченный из-за пазухи листок, сложенный вчетверо. — Сейчас у нас около двухсот пятидесяти человек трудится. Но до конца года их число может удвоиться. Семьи могут пойти.

— Угу… угу… — покивал Толстой, понимая, что прозевал очень важный вопрос. И требовалось за этот год хотя бы общаг коридорного типа настроить поблизости. Хотя бы… А по-хорошему, детские сады с яслями, поликлиники, школы, детские площадки. В общем — комплексную инфраструктуру.

Зачем?

Если отбросить чисто человеческое сочувствие, Лев Николаевич не имел ни малейшего желания бороться на своих предприятиях с подрывным действием всяких «борцов за народное счастье». А они заведутся. Точно заведутся. Толстой хорошо помнил, как англичане любили такого рода деятелей использовать в своих целях…

Но это так — цветочки.

Ягодки же заключались в том, что Демидовы, когда узнают объем стали, получаемой у Толстого, самым очевидным образом отреагируют. И ни «если», а «когда» и «как».

Демидовы эти свои дела забросили в целом еще во второй половине XVIII века. И жили с прибытка от заводов и рудников своих. Конечно, что-то иногда делали, проявляя минимальное участие. Но так — факультативно, в свободное от фуа-гра с шампанским время. Хуже того — к середине XIX века они практически вымерли и совершенно выродились. Оставшиеся же представители дома жили в основном по заграницам, совершенно потеряв связь с землей, реальностью и бизнесом.

Лев-то изначально с ними хотел в союз вступать. Но просто не нашел, с кем бы из них можно было вести дела. Оттого со Строгановыми и связался, которые имели вес на Урале не в пример меньший, нежели Демидовы.

Так вот — они не поймут и не простят.

Ибо то, что сотворил Лев Николаевич, било по их кошельку и очень существенно…

[1] Черепанов Мирон Ефимович (1803–1849 5 октября) — из крепостных. С 1842 года был главным механиком всех заводов Демидовых в Нижнем Тагиле, сменив на этом посту своего отца, учеником которого и был. Однако с 1845–1846 годов подвергается давлению из-за новой политики, которая и сводит в конечном счете его в могилу в возрасте 46 лет. Ибо он-то к Демидовым всей душой, а они плевать на него хотели.

[2] Швецов Фотий Ильич (1805–1855) — самородок из крепостных, после окончания Выйского училища в Нижнем Тагиле в 1821 был направлен в Парижскую высшую горную школу в 1824 году, а в 1827–1828 годах стажировался на металлургических предприятиях Англии, Германии и Нидерландов. А потом и на заводе по производству паровых машин в Бельгии. В 1830 получает вольную под давлением влиятельных лиц, так как до того Н. Н. Демидов отказывался наглухо. Много полезного внедрил на предприятиях Демидовых и наладил их работу, во многом запущенную. Со второй половины 1840-х из-за новой