Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский
Когда я смотрю на события пришлого и нынешнего века, у меня постоянно возникает вопрос: закончилась ли Кавказская война? Не являются ли депортация и кампании в Чечне логичным продолжением политики, которую Россия здесь вела еще при царизме?
Думаю, что вторая часть вопроса искусственно привязана к первой. Прежде всего, войны бывают с другими государствами. А Кавказская война была вопросом внутренней политики России. Ни Чечня, ни Дагестан не были субъектами международного права. Дагестанские правители с начала XIX века добровольно принимали российское подданство. Так что речь не о войне, а о вооруженном сопротивлении части жителей региона. Ни Чечня, ни Дагестан никогда не подчинялись имаму целиком. С 1843 года, когда Шамиль достиг наивысшего успеха, ему не удавалось расширить территорию имамата. В Дагестане он не продвинулся дальше Аварского и Казикумухского Койсу.
Само образование имамата проходило в идеологических спорах. Я привожу полемику богословов, которые еще при имаме Газимухаммаде поднимали вопрос – так ли необходимо создавать имамат, требовать от мусульман переселяться в него? Ведь русские власти не закрывали мечети, не преследовали за веру. Если разобраться в этом, многое прояснится и в современности. Сегодняшние религиозно-политические проблемы, которые мы не можем понять, а значит – решить, связаны с тем периодом истории.
Мне жаль моего читателя, потому что это сложно. Мне было сложно самой. Но иначе историю понять нельзя.
Начну, пожалуй, с самой ранней загадки истории, на которую вы проливаете свет – с убийства в 1834 году семьи аварских ханов Гамзатом, вторым имамом Дагестана. Когда он, подступив с войском к Хунзаху, столице Аварии, пригласил сыновей ханши к себе в ставку, и там их зарубили в его шатре при загадочных обстоятельствах. Была ли резня предумышленной или дело в случайной ссоре? После книги у меня сложилось мнение, что Гамзат это планировал изначально.
Да, молодые ханы были обречены. Горцы нередко снимали одежду с убитых противников, об этой традиции немало говорится в фольклоре. Но уважаемому человеку, даже врагу, ее оставляли. Гамзат же велел «случайно убиенных» раздеть донага и бросить их тела на посрамление. Имам много лет жил в их доме, ел за одним столом, это же святыня. Если убийство произошло случайно, в его отсутствие, – так приди к убитой горем ханше с раскаянием, проси прощения у женщины, которая тебя приютила в своем доме. Хотя бы предай ее сыновей достойно земле. Но нет, он бросает обнаженные тела на съедение воронам, а вскоре казнит и мать своих жертв. Гамзат понимал, что у него нет прав на Аварское ханство и его власть будет зыбкой, пока живы легитимные наследники. Ему надо было искоренить правящий дом. Следом он казнит хана Гебека, который сам к нему пришел. Оставался только юный Булач, но и его участь была решена. Все эти убийства – просто планомерная зачистка престола. Сделав это, Гамзат подписал себе приговор. Он был наивным, если полагал, что хунзахцы не отомстят.
Когда я начинал читать вашу книгу, я ожидал, что интереснее всего будут главы о ярких событиях истории – таких, как осада Ахульго. В итоге, меня наиболее поразила глава о середине 1830-х годов. Когда двое российских офицеров втайне от командования заключили с имамом Шамилем мир, и он не только не воевал с русскими, но и охранял их границы от набегов. Это многое объясняет в последующих событиях – когда имам ко всем предложениям российского командования относился с подозрением. История не терпит сослагательного наклонения, но возникает вопрос: могла ли Россия заключить реальный мир с имамом Шамилем и поладить с ним, чтобы он контролировал в должности какого-нибудь генерала горный Дагестан?
Однозначно, нет. Примерно по той же причине, по которой Дудаеву не дали создать государство Ичкерия. О шариатском анклаве внутри государства, где не действуют российские законы, не могло идти речи. Сами концепции войны и мира в Российской Империи и в имамате были различны. Вспомним фразу из прокламации имама Газимухаммада: «Кяфиры, шеи ваши, сабли наши». А для императора это была не война, а подавление бунта.
В 1834 году имам Шамиль предлагал русским: вы признаете подвластную мне территорию от левого берега Аварского Койсу до верхних обществ бассейна Андийского Койсу, а я взамен гарантирую прекращение набегов на равнинный Дагестан. Шамхал Тарковский и генерал-майор Клугенау «пошли навстречу» и сымитировали мирный договор – по всем правилам дагестанского дипломатического политеса, со свидетелями и выдачей заложников. Но ни в Тифлисе, ни в Петербурге об этом не знали. Между тем имам Шамиль чувствовал себя официально признанным правителем. В 1836 году он отправил своих людей с дипломатической миссией в Тифлис. Горских дипломатов выставили из дворца корпусного командира барона Розена, но письмо имама осталось, его текст известен. Имам требовал не вмешиваться «нежелательными действиями» в его миссию утверждения шариата в горном Дагестане. Розен это назовет «безрассудством». Чтобы показать, кто в доме хозяин, в следующем году барон отправил в горы внушительную военную экспедицию под командованием генерала Фези. Она неожиданно вылилась в кровопролитное многонедельное сражение у селения Телетль. По сути, Фези удалось унести оттуда ноги только благодаря еще одному договору о мире имама «с российским государем». Это оглушительное поражение он выдал за успех, в договор – за изъявление бунтовщиком Шамилем покорности правительству. Имам этой игры не понимал. Он верил, что с ним действительно заключили мирный договор как с главой государства. Но вскоре обман вылезет. В конце лета 1837 года император собрался на Кавказ. Он потребовал, чтобы имам прибыл к нему в Тифлис, «дабы лично молить о всемилостливейшем прощении». Крайним оказался Клугенау, которому об этой «чести» пришлось сообщать Шамилю. Имам крайне удивился. Вы о чем? Я полгода назад заключил с вами договор о мире, а сейчас должен просить о помиловании? Он все понял. И в 1839 году на Ахульго, и на двадцать лет позже, на горе Гуниб, Шамиль больше не поверит мирным предложениям российского командования.
После осады Ахульго в 1839 году тоже поразительная история случилась. Имам Шамиль, чудом спасшийся с кучкой сподвижников, лежит, едва живой, страдая от жары и жажды, на глазах
