Последний заговор Гитлера. История спасения 139 VIP-заключенных - Иан Сэйер

Вернувшись в крематорий, он увидел окровавленное тело Эльзера, лежащее лицом вниз на тележке. Затылок его раздробила пуля Бонгарца. Два других трупа, изуродованные таким же образом, ждали, когда их поместят в печи. Не говоря ни слова, Фриц положил цитру на тело Эльзера, затем развернулся и ушел. Вскоре после этого труп был предан огню.

* * *

Пока жизнь Георга Эльзера, в тайне ото всех, приближалась к своему завершению, новоприбывшие заключенные несколько часов ждали в сторожке. Наконец около полуночи комендант Вайтер лично пришел их поприветствовать.

С показным гостеприимством он представился каждому из них по отдельности, даже попытался поцеловать руку Вере фон Шушниг. Она холодно отдернула ее. Вайтер выразил сожаление по поводу неудобств и задержки, которые им пришлось пережить. «Мне очень жаль, – торопливо извинялся он. – Дахау переполнен, и было очень трудно найти подходящее жилье для таких важных гостей. Я сделал все, что мог, но понимаю, что покои, в которые я вас сейчас провожу, далеки от уровня, который вы ожидаете и заслуживаете, но это правда лучшее, что я могу вам предоставить. Надеюсь, вас не смутят их недостатки»[279].

Комендант вызвал нескольких узников, которые собрали багаж заключенных и последовали за Вайтером мимо площади для переклички и кухонь – по тому же маршруту, по которому недавно вели Георга Эльзера, но в обратную сторону. Обогнув кухню и административное здание, они подошли к тюремному корпусу.

Неофициально известный как Бункер, а официально как Kommandaturarrest[280] (отделение содержания под стражей), тюремный блок представлял собой длинное, узкое одноэтажное здание, растянувшееся по всей ширине лагерного ограждения, скрытое от остальной части лагеря другим зданием. Он состоял из центрального блока, в котором находились дежурная комната СС, приемная и комната для допросов. От него отходили два длинных крыла, по обеим сторонам которых располагались камеры.

Заключенные, большинство из которых привыкли к ужасным условиям в других лагерях, были приятно удивлены Бункером. В отличие от тюремных камер, блоки были разных размеров, а некоторые были объединены. В некоторых даже были туалеты, раковины с проточной водой, а на полу был паркет. Если бы не стальные двери и суровый интерьер, он мог бы сойти за захудалый отель. Чего заключенные не видели – по крайней мере, пока, – так это мучений, которым подвергались здесь заключенные. Но они могли об этом догадываться.

Курту и Вере фон Шушниг, как наиболее высокопоставленным заключенным, дали камеру с прилегающей к ней второй комнатой. Пейн-Бест оказался в камере с дверью в соседнюю, выделенную генералу Фалькенхаузену.

Радоваться своему положению им не хотелось. Все, особенно те, кто провел в дороге дольше всего, сильно устали и проголодались. Вдобавок к усталости Пейн-Бест страдал от диареи (которую списывал на плохую колбасу, съеденную в Шёнберге накануне), так что он невероятно обрадовался тому, что его камера была совмещена с туалетом. На самом деле у него была дизентерия, и выздоравливать ему предстоит бо́льшую часть недели.

Хотя кухни были закрыты, ординарец-заключенный сумел достать немного теплого морковного супа, который Пейн-Бест счел «не таким уж плохим»[281]. Немного утолив голод, заключенные рухнули на свои койки, чтобы провести первую ночь в печально известном Дахау.

10

Предатели

Вторник, 10 апреля: Дахау

На следующее утро Пейн-Бест проснулся в камере, чувствуя себя отдохнувшим, но все еще решительно нездоровым. При дневном свете камера казалась еще приятнее, чем на первый взгляд. Там даже было окно. Он повернул ручку и широко распахнул его, впустив свежий воздух и аромат весенних цветов. Снаружи были решетки, но тем не менее это было настоящее окно с видом на аккуратный газон и клумбы. Там даже было несколько садовых стульев и скамейка, на которой сидела симпатичная молодая девушка, беседовавшая с охранником СС[282].

Глядя на это довольно приятное зрелище – которое было бы почти идиллическим, если бы не символика СС, решетки на окне и забор под напряжением в нескольких метрах по другую сторону газона, – Пейн-Бест вспомнил свою крошечную, сырую подземную камеру в Бухенвальде, с водой, стекающей по стенам, и маленьким окошком под потолком, из которого не было видно ничего, и почувствовал благодарность за эту маленькую роскошь.

Завтрак состоял из черного хлеба и джема. Заключенные едва успели доесть, как по коридору прошел охранник, приказав им явиться для проверки. Они вышли из своих незапертых камер и обнаружили лейтенанта СС, ожидавшего их в коридоре.

Он представился оберштурмфюрером СС Эдгаром Штиллером, офицером, отвечающим за Бункер. Он сообщил VIP-заключенным, что они могут свободно передвигаться по зданию, но в определенных пределах. «Вы можете выходить в сад, когда захотите, и общаться с любым, кого там встретите. Но будьте осторожны, – добавил он строго. – Вам категорически запрещено разговаривать с любыми заключенными в этом здании, не относящимися к вашей группе. Иначе комендант примет соответствующие меры»[283].

В течение следующих недель заключенные лучше узнают оберштурмфюрера СС Штиллера, и их первоначальные впечатления подкрепятся личным опытом. Он был темноволосым, с глубоко посаженными, грустными глазами, выдающейся нижней челюстью и густой щетиной. По сравнению с другими членами SS-Totenkopfverbände (отрядов «Мертвой головы»)[284], которые отвечали за управление концентрационными лагерями, он был гуманным и добросовестным. Бывший австрийский полицейский, Штиллер служил в Дахау с 1941 года, и одной из его обязанностей было социальное обеспечение персонала лагеря. С прибытием заключенных его основной задачей стало выполнение функции связующего звена между VIP-заключенными и СД, под чьей опекой они находились после отъезда из Бухенвальда. Пейн-Бест считал Штиллера «от природы добросердечным и покладистым человеком, но чрезвычайно слабым и нерешительным», был уверен, что тот «по-настоящему сочувствовал заключенным, находившимся под его опекой, и был готов сделать все, что в его силах, чтобы им помочь»[285]. На мнение Пейн-Беста, несомненно, повлиял его личный опыт и предубеждения в пользу немцев. Другие заключенные думали об Эдгаре Штиллере совершенно иначе.

Освоившись, Пейн-Бест понял, почему их камеры были такими приятными: они находились в специальной секции, примыкающей к центральному блоку Бункера, отделенной стальной дверью от остальной части длинного коридора, вдоль которого располагались камеры, где содержались обычные заключенные, что Пейн-Бест и увидел, выйдя через боковую дверь в сад[286].

Впечатление Курта фон Шушнига от Дахау было еще более искажено, так как он находился в полной изоляции. Сначала ему показалось, что это «ухоженное загородное поместье». В своем дневнике он описал «аккуратные, прочные на вид здания, гравийные дорожки, окаймленные цветами». Однако он понимал, что эта секция не