Последний заговор Гитлера. История спасения 139 VIP-заключенных - Иан Сэйер
В этой обстановке, которая все больше напоминала школьную экскурсию, было легко забыть о нависающей над ними опасности. Через три дня после прибытия заключенным об этом напомнят.
Воскресенье, 8 апреля: Шёнберг
В этот день пастор Дитрих Бонхёффер провел в общежитии небольшую службу для заключенных. Бонхёфферу, насившему очки мужчине с редеющими светлыми волосами и круглым, приятным лицом, было всего 39 лет, но он имел не по годам высокий статус инициатора христианского и церковного сопротивления нацистскому движению. Познакомившись с Бонхёффером в подвале Бухенвальда и лучше узнав его по дороге в Шёнберг, Пейн-Бест считал пастора «одним из немногих известных мне людей, для кого Бог был реален и всегда находился рядом»[210].
Это воскресное утро ярко запечатлелось в памяти Пейн-Беста. Бонхёффер обратился к своей небольшой группе из 11 прихожан, и речь его «тронула сердца всех. Он нашел именно те слова, которые могли выразить дух нашего заключения, а также мысли и решения, которые оно вызвало»[211]. Пейн-Бест чувствовал, что «все были беззаботны и веселы. Наше положение связало всех крепкими узами товарищества. Не было ни ревности, ни нетерпения, ни страха»[212].
В кабинете внизу Фэй Пирцио-Бироли сидела на матрасе, когда послышался звук подъезжающей к зданию машины. Она услышала, как хлопнули дверьми машины и раздались громкие приказы. Затем несколько пар тяжелых ботинок прогрохотали по лестнице[213].
В общежитии пастор Бонхёффер заканчивал свою заключительную молитву, когда дверь распахнулась и вошли двое мужчин в штатском. Они казались неприятными, и сразу стало ясно, что это гестаповцы. Быстро оглядев прихожан, они остановили взгляд на пасторе. «Заключенный Бонхёффер, – сказал один из них, – приготовьтесь пройти с нами»[214].
Фраза «пройти с нами» на языке гестапо означала только две вещи: пытки или смерть.
Бонхёффер, человек мягкий, казалось, понимал это. Он не паниковал и даже не показывал, что ему страшно: спокойно прощался со своими товарищами-заключенными. Последним он взял за руку Пейн-Беста и отвел его в сторону. «Это конец, – сказал он. – Но для меня это начало жизни»[215]. Он вручил Пейн-Бесту письмо, умоляя передать его своему старому другу – преподобному Джорджу Беллу, епископу Чичестера, который долгое время был союзником немецкой Исповедующей церкви в противостоянии нацизму.
Офицеры гестапо вытолкнули Бонхёффера из комнаты. Фэй услышала, как они спускаются по лестнице, и поспешила к окну, где увидела, как пастора заталкивают в большую черную машину.
Больше никто из заключенных его не видел.
8
Смерть обреченных
Суббота, 7 апреля: Флоссенбюрг
Тюремный фургон с ревущим на низкой передаче двигателем ехал по извилистой дороге от деревни Флосс через холмы в похожую на блюдце котловину, в которой находился Флоссенбюрг – симпатичная деревушка с разрушенным замком – и мрачная гниль концлагеря за ним.
Наступал вечер, и прикрытые фары фургона бросали слабый свет на дорогу впереди. За рулем сидел уставший оберштурмфюрер СС Вильгельм Гогалла, проехавший из Берлина практически без остановок более 400 километров. Рядом с ним сидел прокурор СС штандартенфюрер Вальтер Хуппенкотен. Путешествие было опасным – регулярно обстреливая автомобильные и железные дороги, небо бороздили самолеты союзников.
В портфеле Гогаллы был приказ Генриха Мюллера о переводе некоторых VIP-заключенных в Дахау. В задней части фургона находились пять заключенных, один из которых, полковник Богислав фон Бонин, упоминался в приказе. Там также числились генерал Александр фон Фалькенхаузен, лейтенант Василий Кокорин и капитан Сигизмунд Пейн-Бест – все они в тот момент были в Шёнберге. Несколько других содержались здесь, во Флоссенбюрге.
По крайней мере один из заключенных «Зеленой Минны» был в курсе ужасной репутации Флоссенбюрга. Этим несчастным был 36-летний Фабиан фон Шлабрендорф, участник Сопротивления против Гитлера. Удивительно, что именно он стал выступать против режима. Отличный юрист и бывший лейтенант резерва армии, он происходил из богатого и знатного консервативного клана, но был среди тех немцев, которые работали над свержением режима Гитлера еще до начала войны. После роль Шлабрендорфа в Сопротивлении стала более важной, как и его коллег-заговорщиков: шефа абвера Вильгельма Канариса и его заместителя Ганса Остера, а также некоторых генералов вермахта, политиков и дипломатов, таких как Карл Гёрделер, Ульрих фон Хассель (отец Фэй Пирцио-Бироли) и доктор Йозеф Мюллер.
В 1943 году Шлабрендорф участвовал в неудавшемся заговоре с целью подложить бомбу на борт самолета Гитлера. В конце концов его арестовали после заговора в июле 1944 года и доставили в застенки гестапо, где подвергли самым жестоким пыткам[216]. Сначала с помощью специальных тисков ему в пальцы загоняли шипы. Этот метод оказался неэффективным, и тогда Шлабрендорфа лицом вниз привязали к раме, голову накрыли одеялом, а вокруг голых ног разместили цилиндры с гвоздями. Затем трубки затянули, из-за чего его ноги пронзило от лодыжек до бедер. Наконец, Шлабрендорфа связали в согнутом положении и избили дубинками, и он упал на землю ничком[217].
Впоследствии ему сообщили, что на основании отчета гестапо суд чести рейха исключил его из вооруженных сил. Его обвинили в государственной измене. Шлабрендорф выступил в суде, подробно описав пытки, которым подвергся. Он заявил следующее: Фридрих Великий отменил пытки в Пруссии 200 лет назад, поэтому их применение в его отношении было абсолютно неправомерно. Как ни странно, его ходатайства были должным образом рассмотрены. Шлабрендорфа оправдали и освободили.
С точки зрения гестапо вердикт был неприемлем[218]. Ранним утром в субботу, 7 апреля Шлабрендорфа вывели из камеры и передали Вильгельму Гогалле для перевозки во Флоссенбюрг. Он разделил долгое, чрезвычайно неудобное путешествие с полковником Богиславом фон Бонином, двумя словацкими секретными агентами и загадочным 29-летним шведом по имени Карл Эдквист, самым молодым членом группы. Таинственный Эдквист был хоть и невротичным, но опасным «Уолтером Митти», и утверждал, что был и офицером СС, и двойным агентом.
Гогалла направил неповоротливую машину в сторону лагеря. Это был последний рывок. Главные ворота открылись, и «Зеленая Минна» с грохотом проехала через них. Она остановилась, и задние двери распахнулись. Вышел Бонин – он выглядел нелепо в своей безупречной форме вермахта: в сапогах для верховой езды, широких штанах и с пистолетом,
