Некрополи Петербурга: Адамовы головы, холерные кладбища и Гром-камень - Маргарита Николаева
На одном из таких разгромленных кладбищ — Смоленском православном — в августе 1921 года похоронили Александра Блока. Гроб несли на руках от дома поэта на Офицерской улице[153] до кладбища: «По залитым августовским солнцем пустынным улицам города, израненного Гражданской войной и разрухой, двигались… около полутора тысяч человек — огромная толпа в обезлюдевшем Петрограде…»[154] Ахматова писала, что «…хоронил его [Блока. — Прим. авт.] весь город, весь тогдашний Петербург или, вернее, то, что от него осталось»[155]. Именно смерть Блока для многих прочерчивает линию между окончательно ушедшим в прошлое Петербургом и новым Петроградом.
Невский проспект, 1898.
The Rijksmuseum
Однако уже осенью 1921 года старый Петербург воскрес — правда, в виде одноименного общества, целью которого было изучение, популяризация и охрана Петербурга и его окрестностей, в том числе и кладбищ. Для изучения и проведения реставрационных работ члены общества взяли в аренду Лазаревское кладбище, которое «…было закрыто для доступа публики и для новых захоронений. Мера эта применена была для пресечения замеченных хищений многих бронзовых художественных частей памятников со стороны злонамеренных лиц. Этим закрытием кладбища удалось спасти многие памятники от окончательного разрушения и даже уберечь их от намеренного слома, что часто случается при рытье могил в переполненных старых кладбищенских участках»[156]. Аналогичные работы проводились и на других городских кладбищах — например, на Смоленском православном снимали мраморные и бронзовые бюсты из-за угрозы их похищения. Все снятые с надгробных сооружений детали хранились в здании общества в Волховском переулке.
Выше мы упомянули, что Лазаревское кладбище было отдано в аренду. Это не было исключительной мерой: в 1920-е, период новой экономической политики (НЭП), кладбища действительно можно было брать в аренду при условии нецелесообразности их содержания за счет государства. Возможно, это было завуалированным подтверждением того, что у властей просто не оказалось денег на содержание некрополей. Признать этот факт означало признать важную роль церкви в уходе за кладбищами, чего делать было категорически нельзя.
Это также давало властям возможность привести разрушенные некрополи в относительный порядок не за государственный счет — очень удобно! Появившимся шансом воспользовались представители армянской общины: в 1922 году ее представители получили разрешение взять Смоленское армянское кладбище, «…не могущее принести доход ввиду малочисленности населения в Петрограде армян»[157], в аренду до 1925 года. Годом позже аналогичный договор заключили представители еврейской общины, взявшие в аренду еврейское кладбище (бывшее Преображенское). Всего за время НЭПа были арендованы еще несколько некрополей: Волковское магометанское, Малоохтинское старообрядческое, Громовское и пригородное Пороховское. Несложно заметить, что не были арендованы православные кладбища, а также лютеранские и католические. Можно предположить, что первые не отдавали в аренду как «могущие принести доход», а вторые и третьи просто некому было отдавать: Первая мировая война, революция 1917 года и закрепление власти большевиков привели к тому, что многие жители Петрограда, особенно имеющие иностранные корни, покинули город.
Могила Александра Блока, вторая половина XX века.
Государственный мемориальный музей — заповедник Д. И. Менделеева и А. А. Блока
Остальные кладбища в начале 1920-х пыталось поддерживать государство: в 1923 году ставили новый забор на Митрофаньевском православном, чинили канализацию на Волковском лютеранском кладбище, приводили в порядок Литераторские мостки Волковского православного кладбища. Однако список работ выглядел более чем скромно по сравнению со все растущими разрушениями городских некрополей, к которым добавились и последствия наводнения, случившегося в 1924 году уже в Ленинграде (из Петрограда в Ленинград город стремительно переименовали после смерти В. И. Ленина в январе).
Как и сто лет назад, особенно оно затронуло Смоленские кладбища, однако на этот раз и другие пострадали не меньше. На пригородном Успенском кладбище ветром было повалено и сломано до 600 деревьев, частично разрушены служебные постройки, на пригородном же Серафимовском унесены деревянные мостки и пешеходные мостики. В Александро-Невской лавре, на Новодевичьем и Волковских православном и лютеранском кладбищах оказались повалены заборы, на Смоленских лютеранском и армянском кладбищах вода не только повалила заборы, но и залила их так, что проникнуть туда не представлялось возможным. Разрушения же Смоленского православного заборами не ограничились: «…все кладбище, за исключением небольшой части, расположенной около церкви… залито водой, так что проникнуть в него не представляется возможным, в части же доступной осмотру оказалось: склепы размытыми, ограждения могил поломанными и местами снесенными водой, фундаменты у многих памятников размытыми, так что многие памятники покосились и грозят обрушением; много старых деревьев вырваны с корнями или сломаны… <…> …дорожки Мраморная, Поперечная и Нарвская обратились в бушующие потоки, вода, устремляющаяся по ним, размыла набережную реки Смоленки и образовала водопады. Нарвскую дорожку вода настолько размыла, что обнажила и вынесла гробы, которые в спешном порядке были вновь зарыты в другом месте. От размыва и разрушения канализационной трубы на Поперечной дорожке образовался ключ, бьющий фонтаном… то обстоятельство, что вода, несмотря на образовавшиеся три потока, до сих пор [спустя два дня после наводнения. — Прим. авт.] стоит на кладбище, указывает на полную порчу канализации кладбища»[158].
Наводнение внесло еще больше сумятицы в попытки государства хоть как-то привести кладбища в порядок. Еще одним способом это сделать, кроме аренды кладбищ, уже упомянутой выше, было восстановление частного бизнеса: была разрешена организация «…погребальных братств, похоронных бюро и магазинов по продаже ритуальных принадлежностей»[159]. Этим правом пользовались — например, в 1922 году Д. И. Барышев подал прошение об открытии кустарной гробовой мастерской на Васильевском острове. Сначала ему выдали удостоверение о регистрации гробовой кустарной мастерской, где было запрещено пользоваться наемным трудом, но некоторое время спустя Барышев зарегистрировал уже
