Уильям Питт. Вечно Младший - Мурат Магометович Куриев
Но причастен ли к этому, скажем, Аддингтон? Очень сомнительно. Гилрей и ему посвящал весьма злобные карикатуры. Говорят, что одна из них, неприличная «Эвакуация палат», нарисованная 3 февраля 1803-го, даже вызвала недовольство премьера. Что ж, Аддингтон, в отличие от Питта, хорошим чувством юмора не обладал и был довольно обидчивым. Только обижаться публично не мог.
Кто же все-таки из людей при власти или рядом с ней стимулировал творчество Гилрея и других? Общий ответ «друзья Питта» будет правильным. Питт уже давно понимал важную роль пропаганды, а в 1802–1803 годах ею, скорее всего, занимался Каннинг. Аддингтон, по утверждению Коббетта, «прекратит выплачивать пенсию этому негодяю (Гилрею. – М. К.)», но какие-то деньги от «друзей Питта» он продолжал получать. Ведь он делал важное дело!
Идеологическое наступление на Бонапарта Англия вела широкомасштабное. Карикатурами не ограничивались. Журналы, брошюры, памфлеты. Не забываем и об эмигрантских изданиях, базировавшихся в Лондоне. Еще до заключения Амьенского мира, в феврале 1802-го, Бонапарт подал свою первую жалобу. Он поручил Талейрану передать британским властям следующее.
«Какой бы ни была свобода прессы в Англии, в распоряжении правительства всегда есть средства для предотвращения или наказания столь отвратительных злоупотреблений».
Первый консул посчитал оскорбительными выпады против него и его семьи. Уже во время мирных переговоров Бонапарт велел своему брату Жозефу лично переговорить с Корнуоллисом и убедить его, что «…это противоречит достоинству двух государств – позволять эмигрантам в Лондоне печатать подобную чушь, в то время как он сам прилагает особые усилия, для того чтобы предотвратить подобные оскорбления в Париже».
Слова Бонапарта передали Аддингтону. Премьер-министр выразил сожаление, но заметил, что «английское законодательство не позволяет ему навести порядок в прессе так, как это сделал Бонапарт во Франции». Как, они начали теперь обмениваться выпадами!?
Первый консул не успокаивался, требованием наказать издателей не ограничился. В самом начале лета потребовал выслать из Англии Жоржа Кадудаля и всех принцев Бурбонов. Картина яркая, можно было бы живописать и дальше, но мы сразу перейдем к выводам, ведь впереди уже настоящая война. Причем война «один на один».
Наполеон готовил к этой войне, прежде всего, самого себя. Он последовательно наращивал ненависть к англичанам, ему нужны были сильные чувства, для мотивации. Дерзкие планы требуют соответствующего настроя и предельной концентрации сил. Но настрой даже важнее.
Вспомним знаменитую «сцену гнева», 13 марта 1803 года, с участием британского посла в Париже Чарльза Уитворта. Того самого Уитворта, которого обвиняли в заговоре против русского императора Павла I. Вообще-то со стороны англичан отправление именно Уитворта в Париж сразу после заключения Амьенского мира – уже своего рода провокация. Помимо прочего, и первый консул об этом прекрасно знал, Уитворт был близким другом Гренвилла, одного из самых ярых противников мира. Кроме того, Уитворт был известен и резкими антифранцузскими высказываниями. Идеально подходящая фигура и для гнева, и для сцены.
Итак, 13 марта 1803 года. На одном из приемов, в присутствии пары сотен гостей, Бонапарт подошел к английскому послу и громким голосом поинтересовался: «Итак, вы решили воевать?» Дальше последовала та самая сцена. «Англичане хотят воевать, но если они первыми обнажат меч, я последним вложу его в ножны! Горе тому, кто не уважает договоры, Мальта или война!» Сказал, точнее – почти прокричал, и вышел из зала.
Сцена есть в каждой книге о Наполеоне и об истории внешней политики начала XIX века. Кто-то считает ее «неконтролируемой вспышкой гнева», кто-то – спланированной акцией. Есть разногласия и в вопросе – а для чего это было сделано? Академик Е. В. Тарле, как и целый ряд историков, полагают, что сцена – попытка устрашения, нечто вроде последнего предупреждения. Наполеон, дескать, не очень-то хотел воевать.
Не убеждает. То есть какое-то время он, может, и действительно не хотел воевать. Но, на наш взгляд, весной 1803-го уже хотел. Здесь скорее стоит согласиться с Адольфом Тьером.
«В страстной душе Наполеона совершился внезапный переворот. От планов мира, которыми он еще недавно ласкал свое неугомонное воображение, он вдруг перешел к предначертаниям войны, к картинам величия победы и обновления Европы. Круто свернул он с одной дороги на другую. Прежде ему хотелось быть благодетелем Франции и целого мира, теперь он хотел изумить их. Им овладел гнев личный и вместе с тем патриотический. С этих пор желание победить Англию – усмирить, унизить, уничтожить ее – сделалось страстью всей его жизни».
Красиво и, на наш взгляд, очень точно. Мальта, Египет, Швейцария, Италия… Неполная «география» нарушений Амьенского мира странами, которые его подписали. Определять, кто виноват больше? Тот же Тьер считает: «…Первый консул в этом деле вел себя безжалостно, но добросовестно». Если чересчур уж вникать в детали, подобное мнение вполне может сложиться. В реальности – критическая масса неуклонно накапливалась. Взрыв неизбежен, а поиск того, кто поднес последнюю спичку к фитилю, – просто увлекательное занятие.
…В середине мая 1803 года посол Уитворт покидал Париж. В течение нескольких дней у входа в его дом собиралась толпа. Неужели уедет? Парижане знали, что за этим последует. В Лондоне парламент заседает почти непрерывно. Посол Франции генерал Андреосси тоже уезжает. Без объявления войны Британия начинает захватывать все французские и голландские корабли, находившиеся в ее водах. В ответ на это Бонапарт вызывает генерала Жюно… Во Франции и Италии арестовывают всех подданных Англии мужского пола в возрасте от 18 до 60 лет. В самом начале – и сразу столь жестко. 22 мая Англия объявила войну Франции.
Сейчас – о готовности. Нет, пока не о сугубо военных делах. О том, что было в головах.
С Наполеоном, как уже говорилось, все достаточно просто. Ему нужно было подготовить только самого себя. Он это сделал.
С англичанами сложнее. У них нет и не может быть одного человека, который решает все и за всех, а ему (почти все) доверяют. Однако к моменту начала войны происходит то, что британские историки часто называют возрождением нации. Попробуем разобраться. И с нацией, и с отдельными людьми.
…«Брожу по улицам, любуюсь, как на вечной ярмонке (устаревшая «ярмарка». – М. К.), разложенными в лавках товарами, смотрю на смешные карикатуры… и дивлюсь охоте англичан. Как француз на всякий случай напишет песенку, так англичанин на все выдумает карикатуру».
Путешествуя по Англии, Н. М. Карамзин многое замечал. Заметил и это. Для англичан, как мы уже говорили, карикатура
