Семеновские застенки (Записки очевидца) - Н. П. Даурец
Долго, может-быть, зверствовали бы полковники Степанов и Попов, если бы случайно не попались. В одну из поездок на броне-поезде, как помощник начальника броневых поездов, Попов на одной из станций увидел гимназистку лет 15–16. Она ему понравилась. Дело было на броневике „Повелитель“, которым командовал капитан Скрябин. Как ее взять? Попов приказал ее арестовать. Мать знала и просила даже самого Попова отпустить ее дочь, которая ни в чем не виновата. Но вину, натурально, нашли: наговорили, что она замешана в большевизме, агитации и т. д., и ее увезли. Во время хода ее изнасиловали. Насиловали по очереди. Начало, конечно, как старшему в чине, принадлежало полковнику Попову. Когда все кончилось, то поднялся вопрос, что же делать? Отпустить нельзя. Решили уничтожить — бросить в топку. Пожалел ли ее Скрябин или сделал безсознательно, но перед тем, как бросить, немного придушил ее, так что она упала в глубокий обморок. Но что из этого? Бедная гимназистка! Бедная мать! Верно говорят, что никто не пожалеет свое дитя так, как мать. Не дождавшись возвращения дочери и поняв в чем дело, пошла она искать, но, Боже мой, разве найдешь?! Много, может-быть, где она была бедная, пока не наткнулась на французскую миссию, где и рассказала о пропаже дочери, и при каких обстоятельствах. Тут дело пошло по другому. Все выяснилось. Выплыли все поповские и скрябинские дела, и они были преданы суду. Суд приговорил Попова и Скрябина к смертной казни, через расстреляние. На расстрелянии особенно настаивал Тирбах, боясь, что извлекут и его дело, о котором знали лишь Попов и Скрябин. При обыске нашли массу у них вещей и денег, взятых от убитых ими ранее совершенно невинных людей. Так, у Попова найден золотой портсигар, принадлежащий одному богатому читинскому купцу, который неизвестно куда скрылся, когда поехал в Маньчжурию. Теперь понятно.
На казнь шли оба спокойно. Попов курил молча. Скрябин жевал сначала корку черного хлеба, захваченную с гауптвахты, и ругался говоря:
— Сам расстреливал, а теперь вот меня ведут…
Даже вздумал немного петь:
— Ах, шарабан, мой, шарабан…
Под конец попросил папиросу.
Расстреливали прапорщик Денисов и поруч. Гадлевский из „Наганов“. Скрябина все жалели. Все-таки он славный был офицер, храбрый, тем более попал в эту кашу случайно, так как атаман дал ему денег на лечение в Японии, и он должен был уехать туда. А вот про Попова даже не хочется сказать: „Мир праху твоему!“.
ЧАСТЬ II
ГЛАВА I
Как будто стало легче
Как произошло, когда и почему, — никто положительно не знал, но вдруг всем стало известно, что Тирбах женат, и показывали жену Тирбаха. Тирбах не потрудился, как это было обыкновенно принято, поставить в известность своих подчиненных о своей женитьбе, а эти подчиненные не могли даже об этом думать, памятуя слова Тирбаха: „Тот, кто женится, дурак, и я никогда не женюсь“. И он всегда обвинял атамана и был не доволен тем, что тот жил с Марией Михайловной. И верно говорит русская пословица: женится — переменится. Переменился и Тирбах. Он уже не мог жить с молодой женой в Маккавеево, его потянуло туда, где ей было жить веселее, — в данном случае — в Читу. Но нельзя же было сразу перебросить всю дивизию (а Тирбах с ней не расставался) в Читу, да там и не было места, а по тому пришлось привести в порядок бараки на Антипихе[2]. Тем временем Тирбах почти все части дивизии выводит в лагеря и располагает в разных местах — часть около Маккавеево, часть около станции Кручина, а сам живет с молодой женой на курорте Маккавеево. Тирбах занялся женой, а воинские части — устройством на новых местах. На курорте, якобы для охраны, находился инженерный дивизион и немного солдат и офицеров других частей, которые там лечились. О расстрелах и экзекуциях как будто не стало слышно. Жители указанных селений да и все вздохнули свободней. Как будто стало легче. Но это только казалось. Застенки были перенесены в другие места, переданы другим лицам, которые обставили все дело еще с большей таинственностью и жестокостью. Не доверяли никому. Знал только известный круг людей, специально выбранных для этой цели. Это так называемая „контр-разведка“. Пункты контр-разведки находились в Чите и Антипихе. Это были самые главные отделения, мелкие же части и отдельные агенты были разбросаны по всему Забайкалью. Осенью этого же года контр-разведывательные пункты были сформированы при всех воинских частях, которые не мало принесли погани. В конце августа этого, т. — е 1919 года, была закончена переброска частей, и дивизия разместилась большей частью на Антипихе, штаб же дивизии поместился в Чите, на Костромской улице, в казарме бывшей искровой роты.
Во главе всех застенков стоял полковник (теперь генерал) Будаков — бывший жандармский офицер. Его помощник, есаул Сипайлов (теперь бродит где-то с бароном Унгерн-Штернбергом), человек, безусловно, ненормальный, потому что то, что проделывал Сипайлов, может делать только ненормальный человек.
В Антипихе комендантом городка был капитан Кондырев, а начальником контр-разведывательного пункта поручик Гадлевский. У них, в свою очередь, были помощники и агенты как солдаты, так и офицеры, которые и будут здесь показаны по мере того, как коснется их рассказ.
Все эти контр-разведки, застенки и тюрьмы принесли атаману громадный вред. Озлобили население до невозможности и внесли дезорганизацию в воинские части. Да и верно: кто же мог спокойно служить, когда известно, что за тобой все время следят, за каждым твоим поступком, за каждым словом, иногда даже сказанным шутя?!
Как спокойно мог человек говорить с офицером или солдатом, который служит в контр-разведке?!
Каждый шаг твой могли разглядывать в таком виде, что хотели — миловали, хотели — казнили. А не дай Бог, что вы лично были в ссоре с кем-нибудь из контр-разведчиков, хотя бы по делу частного характера — ну, просто, не сошлись во взглядах, — и дорога одна — на сопку.
Сколько погибло людей! Атаман Семенов теперь сам, наверное, видит, что наделали его помощники, если даже такие глупые и никчемные люди, занимавшие приличные посты (подчас даже и дутые), как Понтович, Костров и др., надули его, обокрали и скрылись. Собственно, обокрали они, конечно, Россию, русский народ, но все же обманув атамана. Да и кто дал право атаману Семенову распоряжаться жизнью
