Семеновские застенки (Записки очевидца) - Н. П. Даурец
Я уже сказал, что после занятия Читы было приступлено к формированию броневых поездов, постройка которых производилась в железнодорожном депо ст. Чита I-ая и ст. Андриановка.
Большевики, когда можно было, сбрасывали их с пути; их чинили, строили, доделывали, переделывали, и их снова ломали, или сами, в ведении которых они находились, или противник.
Название броневикам было дано, кажется, от фразы: „Атаман Семенов храбрый каратель, истребитель и грозный повелитель“.
Отсюда явились броневики: „Атаман“, „Семеновец“, „Храбрый“, „Каратель“, „Истребитель“, „Грозный“, „Повелитель“, которые потом были переименованы, когда их передали в ведение каппелевцев, за исключением некоторых. Командиром броневых поездов в начале был капитан Шелковый, который, удирая, захватил с собой между прочим, два броневика, т.-е., вернее, они (броневики) захватили его, но туда, куда хотел Шелковый.
Но самое злополучное время было, когда командиром назначен был полковник Степанов и его помощник, уже знакомый нам, но в чине подполковника, — Юрий Владимирович Попов, который продолжал свою деятельность, но в еще больших размерах, на броневых поездах.
В те времена, которые я уже описывал, в Маккавеево, приблизительно в начале марта 1919 года разыгрался скандал между Поповым, командиром батареи, и под‘есаулом Ивановым, старшим офицером той же батареи. Этот Иванов, обыкновенно человек непьющий, на сей раз выпил для храбрости и гонялся с обнаженной шашкой за Поповым, так что тому пришлось бежать и спрятаться в штабе дивизии.
А через два дня было известно, что Попов назначен помощником начальника броневых поездов, а батарею принял Иванов. Делалось все очень просто!
Все экзекуции производились обыкновенно в боевом вагоне, т. — е, бронированном вагоне, в котором находятся два-три пулемета и иногда на вышке, если таковая имеется, орудие малого калибра, а также пулемет. Вагон так плотно везде заделан и забронирован, что снаружи не слышно, что делается внутри вагона.
Еще чаще осужденного после пытки сразу связывали и отправляли на паровоз. Предосторожность была такая, что связывали руки и ноги проволокой и бросали в топку. Как велики были мучения брошенного в топку, предлагается читателю судить самому.
На обязанности броневиков было также расстреливать большие партии. Тогда их сажали в вагоны, и, отойдя от станции, броне-поезд останавливался в поле, арестованных выводили, выстраивали и кончали пулеметным огнем или рубкой: это зависило от комброна (т.-е. командира броневика). Особенно много расстреляно в районе Маккавеево — Андриановка. А что делалось на Амурской ж. д., так это, наверное, одному Богу известно.
Однажды в Андриановке в один день было расстреляно 300 человек. Правда, это бывшие красноармейцы, но какая степень их вины? Может быть, такая же, какая получится после мобилизации в Харбине, и случайно попавшийся харбинец будет пойман большевиками. Ну, скажите, как велика его вина перед большевистским правительством, что он идет против них?
Согласен, что — вредный элемент, т.-е. очень вредный, которого никакая тюрьма, никакая каторга не исправят, — нужно уничтожать. Но это-то и удивительно, что люди, носящие погоны, несущие службу по старому уставу, не исполняют его, т.-е. все офицеры и солдаты не виноваты в этом, конечно, но „начальство“, которое руководит этим и все время издает приказы и приказания и требует исполнения устава, ни разу и не подумало, что само оно никогда не исполняет устава, а сплошь и рядом даже совершенно не знает его. Начальство-то как раз и забыло, что офицеры скорее всего возмутятся таким способом уничтожения. Разве в старое доброе время не было казни, разве не расстреливали раньше преступников как политических, так и уголовных, но никогда, ведь, не додумывались до того, что людей можно сжигать в топке паровоза, назначение которой совершенно другого рода.
Мало того, Семенов и его помощники совершенно забыли, что у каждого есть родственники, родные и просто хорошо знакомые, и что смерть близкого им человека никогда не простится. Следовательно, нужно быть очень осторожным, чтобы растреливать направо и налево, и ночью и днем, так как в конце концов будет слишком много недовольных. Уверяю, что истинные офицеры были против этого, кроме, конечно, психопатов, а о тех, которых наделали здесь, ну об этих и говорить даже не стоит, так как это не офицеры, а лакеи, холуи, да еще с подленькой душонкой.
Я могу, конечно, напомнить атаману Семенову и его помощникам, как происходили расстрелы в доброе время.
Ведь, Семенов — офицер мирного времени. Разве он забыл, что для этой цели вызывается взвод или полурота под командою офицера из любой части, и, по прибытии на место казни, по знаку офицера взвод дает залп? Видите, не рекомендуется даже подавать команду (во всяком случае не было принято), чтобы напрасно не нервировать и не мучить осужденного.
Ну, конечно, вам сейчас скажут, что у нас не было таких солдат. Неправда! Солдаты всегда были, с самого основания отряда. Да, наконец, такие взводы можно было приводить из офицеров (это, конечно, крайний случай). И потом вспомните, принуждения, даже в мирное время, не было: каждый солдат мог отказаться итти расстреливать, и наказанию за это не подвергался.
Были случаи, что взвод, приведенный на казнь, полностью отказывался стрелять. Тогда офицер, согласно закону, должен из револьвера сам покончить с осужденным, а взвод уводился домой, но никогда никого за это не наказывали, а просто держали эту часть или отдельных лиц на примете.
Да и понятно. Совсем другое дело — убивать людей в бою, как бы защищая самого себя, и совсем другое дело — быть палачом. То высокое и почетное назначение — защищать себя, свою родину, свой народ!.. А здесь: ну, представьте, перед вами беззащитный, имеющий жалкий вид, со смертью уже в глазах и умерший духом, и около него — с блестящими погонами, храбро упражняется в рубке уха, носа и т. д. Фу, как это противно! Да, наконец, кто дал право над жизнью и смертью людей, да еще тех людей, которые вас же, мерзавцы, защищают? Вы забыли разве, как расстреляли старого отрядного офицера, командира роты 1-го маньчжурского атамана Семенова полка, который все время отчаянно дрался с горстью людей против большевиков, только за то, что, разбитый большевиками, должен был спасаться вместе с людьми и, разобрав пулемет, разбросал части по свету. Ведь, он прав, он сделал все, этот, как будто маленький человек. И за то, что он „бросил“ пулемет, по настоянию подполковника
