Майя Плисецкая. Грация и Вечность - Михаил Александрович Захарчук
Позднее, во времена хрущевского либерализма, старушки неожиданно забеспокоились. «Я рыдала, читая «Ивана Денисовича», – сообщает одна другой – с таким же успехом боевые подруги Эйхман могли проливать слезы над фильмом о Холокосте. Примерно в то же время начинается «раскрутка» молодых дарований – вот тут Лиля Брик становится истинной черной королевой советского литпроцесса. Ее салонные амбиции оживают – «когда власти запретили всю культуру, они оставили только салон Бриков, где были бильярд, карты и чекисты» – так об этой светской жизни высказывалась королева белая – Анна Ахматова. Переписка Лили и Эльзы шестидесятых годов заполнена преимущественно перемещениями Андрея Вознесенского из Москвы в Париж и обратно – от одной к другой с визитами. Особенно много сведений в письмах о еде и шмотках. Буквально каждое из 1225 посланий в главном своем содержании посвящено: паюсной икре, шоколаду, крупе, чулкам, стоимости аренды дач в Переделкине, тому, что «Симонов приехал, привез подарочки», «Симонов уехал, увез подарочки», а «Плисецкая растолстела». И – деньги, деньги. Как раз все то, против чего всю жизнь воевал Маяковский: «Все, что в нас ушедшим рабьим вбито, все, что мелочинным роем оседало и осело бытом даже в нашем краснофлагом строе». И нет в письме (ни в одном!) даже намека на серьезные рассуждения, обобщения, выводы, нет в них ни боли, ни обиды, ни даже искренней радости, за исключением радости от еды. А ведь бабушки знали едва ли не всех знаменитостей бурного ХХ века!»
Но сверх всего старушки эти провели сложную, многоходовую операцию по женитьбе Щедрина на Плисецкой. Прямо об этом в переписке не говорится, но доказательств косвенных, что называется, с избытком. Еврейские женщины со времен фараонов безупречно владели искусством обольщения особей противоположного пола, производством нужных браков и завязыванием полезных знакомств. Далеко ведь не случайно еврейками были жены Ф. Дзержинского, Н. Рыкова, А. Луначарского, С. Кирова, К. Ворошилова, В. Молотова, Н. Ежова, Н. Бухарина, Г. Зиновьева, Л. Каменева, Н. Щорса, М. Первухина, Л. Брежнева и еще многих-многих других деятелей из второго и третьего властных эшелонов. Так вот Эльза и Лиля Каган во всех смыслах преуспевали в данном древнейшем искусстве. По этой части рядом с ними в ХХ веке никто и близко не стоит.
Майю Плисецкую Лиля Брик впервые увидела на сцене еще в 1948 году и сразу оценила «необыкновенную красоту ее линий». А познакомились они лично, принимая ванны в Мацесте[21]. Балерина лечила свой очередной вывих. (Светская львица ради поддержки собственного здоровья по нескольку месяцев проводила в лучших бальнеологических курортах Советского Союза и вообще на югах.) После чего Лиля Юрьевна пригласила молодую балерину встречать Новый год в ее доме. Дом тот отличался невиданной роскошью и кавказским хлебосольством. А еще в доме устраивались регулярные вечера с участием известных писателей, актеров, художников и прочей интеллигенции, которая отличалась явно выраженными либеральными взглядами. Отдельные ее представители так и просто держали фигу в кармане по отношению к властям предержащим. К таким, «ущемленным», Брик благоволила особенно, что автоматически способствовало поднятию ее авторитета и популярности среди либералов. Других сколь-нибудь значимых заслуг за бабушкой не числилось.
Вопрос в другом: почему салон мадам Брик органы не прикрывали в продолжение десятилетий? Ответ, думается, простой. Осип и Лиля Брик всегда были на службе у тех самых органов. Первый имел удостоверение ГПУ № 24541, а вторая – № 15073. И этим многое, если не все, сказано. А добавить можно слова Бориса Пастернака о том, что ему было «страшно» слышать, как Лиля Юрьевна говорила гостям салона: «Подождите, скоро будем ужинать, как только Ося вернется из Чека». Или вот эпиграмма Сергея Есенина: «Вы думаете, здесь живет Брик, исследователь языка? // Здесь живет шпик и следователь Чека».
Работали Брики на органы не за страх, а на совесть. С некоторым даже упоением. Той же Лиле Юрьевне до дрожи в членах нравилось быть в центре внимания столичного бомонда, общаться с известными деятелями культуры, помогать им словом и материально. Ведь это же факт, а не моя придумка: по окончании очередной партии хозяйка щедро ссужала каждому своему гостью, который был «сыт, пьян и нос в табаке», деньги на такси. Деньги Лиля Юрьевна никогда не считала. Просто брала их, как в том старом анекдоте, из тумбочки. А туда их изредка клал муж Василий Катанян, зарабатывающий литературными трудами. Но львиная доля финансов поступала от изданий В. В. Маяковского. (Брик владела третьей частью всех денежных средств, поступавших от изданий «глашатая революции».) Так что жили Брик и Катанян не просто на широкую ногу – на все четыре широкие ноги. Крохотная, но очень красноречивая деталь: Лиля Юрьевна за всю свою жизнь ни разу не стояла в очереди за продуктами, но они никогда у нее не переводились, самого лучшего качества, а часто – из-за границы.
Она умела искренне, а не показушно влюблять в себя, очаровывать и околдовывать людей, приласкать их и ободрить. Сама обожала вкусно поесть, но любила и кормить гостей. Помнила вкусы каждого из своих многочисленных известных знакомцев. Симоновы у Брик пили шампанское и тоник. Режиссер Л. Кулешов употреблял водку и селедку с картошкой. Водку Брик всегда настаивала на черносмородиновых почках. Селедку с картошкой любила и Плисецкая. Р. Якобсон объедался гречневой кашей. А. Зархи не любил зелень в супе, и Лиля всегда зорко следила, чтобы ни одна веточка зелени не попала в его блюдо. Анна Ахматова предпочитала киндзмараули[22]. Новеллу Матвееву вдохновляли черная икра и жареная индейка. На дачу Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой Лиля всегда привозила конфеты трюфеля. Для В. Плучека обычно готовила горячее пюре. Пабло Неруда любил есть борщ у Лили Брик. Она (в это трудно поверить!) угощала даже чету Ротшильдов. Они были в




