Майя Плисецкая. Грация и Вечность - Михаил Александрович Захарчук

на Родине. На вопрос, в чем заключались те притеснения, отвечал на голубом глазу: не давали государственных премий. Одно слово, лживый и двуличный человек. В глаза говорил одно, а за глаза – прямо противоположное. Если кто-то из моих читателей подумает, что этим утверждением автор стремится рьяно угодить своему герою, то вот вам вообще-то убойный факт в доказательство моей правоты: «Моему высокоталантливому коллеге от автора с самыми лучшими пожеланиями». «Дорогому Родиону Щедрину с искренней симпатией и самыми добрыми пожеланиями». «Дорогой Родион, мне очень хотелось подарить тебе что-нибудь на день твоего рождения, и я надеюсь, что этих нот в твоей большой библиотеке нет (Даллапик-кола, клавир «Улисса»). Я тебя от души поздравляю с твоим юбилеем. Ты прекрасный композитор и очень хороший человек. Я тебе желаю всего самого доброго, и прежде всего много новой и хорошей музыки. Искренне твой». И все это славословие принадлежит… Эдисону Денисову! (Подлинники находятся в нотной библиотеке Московской консерватории). И как тут не вспомнить римского баснописца Федра: «У злых людей коварство в лести кроется». Но тут что ведь самое примечательно: Щедрин в продолжение многих лет терпеливо сносил инсинуации коллеги, ни разу печатано не врезав тому по сусалам.

Впрочем, не мне судить в этой ситуации Родиона Константиновича. А вот то, что комплиментщик из него действительно всегда плохой, так в этом я имел возможность убедиться на собственном примере. Еще в самом начале нашего знакомства я однажды подготовил «рыбу» – наметки как бы нашей со Щедриным беседы, основываясь на его конкретных высказываниях моим коллегам журналистам. Точно такую же «рыбу» Майя Михайловна элементарно взяла, села и «подрихтовала-подправила». А Родин Константинович почти стеснительно заметил, возвращая мне рукопись: «Знаете, милый Михаил Александрович, это все никуда не годится. Я подберу время, мы с вами сядем и под диктофон сделаем все как надо».

Как бы там ни было, но все так называемое постперестроечное время Щедрина постоянно упрекали тем, что он якобы из корыстных побуждений занимал высокий пост в секретариате Союза композиторов. А он никогда не отзывался со стыдом и раскаянием о своей прошлой руководящей деятельности. По одной простой, но и чрезвычайно важной причине. Родион Константинович всегда стремился делать людям добро, отзываться на все их просьбы, никогда зла не держать на ближнего. И тогда, в молодости, и сейчас, в мафусаиловском возрасте, как истинно православный человек, композитор знает и непоколебимо верит: любая общественно-политическая система даже в самых своих злостных проявлениях не может истребить в человеке доброту, отзывчивость, если Господь Бог вложил их в человека при рождении.

В самом конце так называемого Миллениума – двухтысячного года от Рождества Христова – один молодой американский музыковед, беседуя со Щедриным, задал тому вопрос: «Были ли в СССР диссиденты от музыки?» (Наверняка имел в виду прежде всего Денисова.) Родион Константинович, как всегда, спокойно и невозмутимо ответил: «Не было и быть не могло. Писать сочинение в додекафонной[15] серийной манере – где тут подвиг, в чем тут риск? Геройства никакого. Сочинять додекафонные упражнения, сидя в уютной, теплой квартире, полученной бесплатно от Союза композиторов СССР, членом которого «смелый бунтарь» состоит, проводить лето на комфортных бесплатных дачах с фортепианами, вести в Московской консерватории всяческие важные дисциплины – где уж тут сопротивление режиму? Конечно, каждый композитор желал бы, чтобы его творения звучали повсеместно и каждодневно – все 24 часа в сутки. Пококетничать приятно: я пишу не для публики, не для признания, а для себя, самовыражаюсь. Тогда зачем же жадобиться, что зажимали, не славословили, не премировали? Инверсиями, ракоходами[16], стройными двенадцатитоновыми рядами, занятными для профессионального уха бульканьями пузырьками звуков – без композиторской интуиции, без яркой музыкальной идеи сердец людских не затронешь. Коллеги, может быть, подивятся: ах, как ладно скроено, просчитано. Но слушателю, не искушенному в новомодных системах, в мнениях и вкусах критиков «А» и «Б», безразлично все, кроме главнейшего: захватила его музыка, увлекла, удержала ли его слушательское внимание или нет. А какой системы придерживается автор, какого стиля, слушателю неинтересно».

И, как главный вывод Щедрина, с которым, спустя столько времени, невозможно не согласиться: не было никогда в Советском Союз диссидентов среди композиторов.

Шостакович председательствовал в Союзе композиторов России два срока – восемь с небольшим лет. Несколько раз за это время предлагал Щедрину сменить его в руководящем кресле. И всякий раз Родион Константинович или отшучивался, или отказывался серьезно. После Шостаковича Союзом один срок руководил Г. Свиридов. Но когда подошел черед нового выбора композиторами России своего главы, Георгий Васильевич, увы, не набрал нужных пятидесяти процентов голосов коллег в тайном голосовании. Объявили перерыв. Ситуация оказалась не то чтобы патовая, но сложная чрезвычайно, к которой никто не был готов. Все, кто отвечал за выборы, твердо ориентировались на то, что Свиридова изберут вновь. Все были к тому готовы. Да и заготовленная в отделе культуры ЦК КПСС программа строилась на этом. И вдруг такой облом. Начались лихорадочные консультации. Д. Шостакович и Т. Хренников назвали кандидатуру Щедрина. Присутствовавший на съезде в Колонном зале Дома союзов заведующий отделом культуры ЦК Василий Филимонович Шауро вызвал Щедрина для беседы. И сказал, как в том фильме про кавказскую пленницу: «Мы тут посовещались и считаем, что вы можете стать председателем Союза композиторов РСФСР». А Родион Константинович ответил: «Я благодарю за лестное предложение, но это оторвет меня от работы. Так что отказываюсь». Последовала сцена из «Ревизора». Через некоторое время с «отказником» говорил по телефону министр культуры Петр Нилович Демичев. И у него ничего не получилось. Но когда на другом конце телефонного провода оказался второй человек в СССР, главный идеолог ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов, то ему отказать Родион Константинович не посмел. После чего его уже открытым голосованием избрали на пост председателя Союза, а секретарем Андрея Эшпая. Председателю полагался оклад 500 рублей в месяц. Только Щедрин отказался от тех денег. И за все время своего председательствования в Союзе композиторов России не взял из казны ни единой копейки. И служебной «Волгой» пользовался чрезвычайно редко. Просто потому, что он водитель от Бога и всегда предпочитает сам сидеть за рулем.

Шестнадцать лет затем, полных четыре срока, возглавлял Щедрин Союз композиторов России. Уже сам термин говорит о многом. И прежде всего о том, что Родион Константинович не был бездушным чинушей, представителем той самой зажравшейся советской номенклатуры. Иначе бы его переизбрали после первого же срока. А ему коллеги все эти годы верили, что называется, безоговорочно. На каждую просьбу, каждое обращение он