Верю в нашу победу... Письма с фронта - Туомайнен
Я положил ручку и встал. Стою. Встань и ты, Клава, и ты, Галочка. Почтим память погибших товарищей, которых я любил.
Живите с Галей дружно. Пусть ваша дружба будет знаком уважения ко мне.
Привет всем рабочим, ИТР Магнитки. Желаю им выше поднять знамя борьбы за сталь, чугун, прокат, руду и кокс.
Привет моим сталеварам.
Увидишь, Клава, Гришу Боброва, передай, что я с радостью узнал, как мартеновцы собирали для меня посылку. Это сильно подействовало на меня. Спасибо моим друзьям — сталеварам.
Ваш А л е к с е й.
17 октября.
Дорогая Клава!
Опять была комиссия, не та, что прежде, — другая. Подбирали командиров, из тех, кто был ранен, для посылки куда-то в тыл, работать в военкоматах. А я думаю так: или на войне, или в мирном труде. Пока идет война, вертеться нечего. Довоюю.
Опять очень долго нет писем. Волнуюсь.
Твой А л е к с е й.
ГОД 1944-й
1 января.
Дорогая моя доченька Галя! Милая!
Поцеловать бы тебя и радоваться, радоваться, радоваться.
Твое письмо от 16 декабря получил. Спасибо, что поздравила, что не забываешь папу. И я от всей души поздравляю тебя. Желаю счастья не только на 1944 год, но и на все годы — до 2044-го.
Я хочу с тобой сегодня поговорить на тему душевную.
Ты, Галочка, как раз в таком возрасте, когда человек сильно меняется, когда появляются новые мысли и привязанности. Это естественно. И кругом тебя много хороших ребят. Умей отличить хорошее от показного. Бывает, внешность самая распрекрасная да и язычок подвешен, а копнешь — гнильцой попахивает. Девушка должна уметь уберечься от плохого, не давать себя опутать лестью, сладкими обещаниями. Умей чувствовать, угадывать мысли и стремления людей, их подлинную сущность. Это не значит отделиться от молодых людей — ни в коем случае. Имей друзей. Не стесняйтесь повеселиться, похохотать, но чтобы это было открыто, правдиво. Чтобы мама знала твое состояние — она умница, у нее богатый жизненный опыт. Говори маме о своих чувствах, желаниях. Не стесняйся ей говорить правду, даже горькую, для других — самую секретную. Жизнь прожить — не поле перейти. Не всегда приятно. Бывает и горько. Одной тяжело — мы поможем. Никогда не носи переживаний в душе. Не будь замкнутой. Мы с тобой, мы — друзья. Я твой друг, как и мама. Не стесняйся и мне писать самое сокровенное. Я тебя пойму.
Мне было труднее в жизни. Отец мне не был другом. Я не мог ему сказать, что у меня болит, не мог показать рану. А маму я не помню…
Да я же тебе рассказывал, как с десяти лет работал у богачей по 12—14 часов в сутки и ласки никакой не видел…
Вырастешь, выйдешь замуж, будут у тебя дети — расскажи им о моем безрадостном детстве. Чтобы сравнивали со своим, чтобы ценили свое счастье. Будет сын или дочь спрашивать тебя о дедушке, скажи им: он видел жизнь, он в тяжкие времена работал у мартеновской печи Магнитки, бился с фашистами на Ленинградском фронте. С годами они поймут, что это означало.
Счастья тебе большого и радости в жизни.
Твой п а п а.
6 июля. Карельский перешеек.
Дорогая дочка Галочка!
Эта бумага испачкана моей кровью, которая у меня шла после ранения в схватке за Выборгом… Я не стал переписывать на чистую бумагу, пусть она послужит тебе памятью обо мне, о войне…
Я шел с бойцами в атаку. Отогнали чужих за речку. Дело дошло до гранатного боя. Они за камнем по ту сторону горы. Я со своими орлами по другую. Началась переброска гранат. Я бросал, как камни, штук 8 или 9. Мне подавал связной. Его убило. Всю группу у меня перебило. У меня было мало ребят. Выполнили поставленную задачу — отстоять сопку и на ней КП. Мы и отстояли, и отогнали противника километра на полтора. Вот все, что хотелось сказать пока вгорячах…
Я сижу. Кровь на брюках, гимнастерке — на всем. Не хочу уходить с поля боя, но заставляют.
В бою был спокойный и к жизни своей безразличный. Ничуть не нервничал.
Ваш А л е к с е й.
7 июля. Карельский перешеек, госпиталь.
Здравствуйте, Клава и Галочка!
Враг метит мне в грудь. Возле двух пятен прошлого пулевого ранения еще рана от гранатного осколка. Его пока не вытащили. Наверное, из леса отвезут в Ленинград.
Бой был жестокий. Врукопашную. Гранатами обменивались с немцами, как камнями. Моему спокойствию удивлялись и мои солдаты, и бойцы другой роты, которые поодаль выглядывали из-за камней. Когда раненый я бросился за камень к санитару, они сказали: «Ты дрался, как лев».
Мне не обидно, что меня ранило. Убило бы даже, вам не стыдно было бы за меня.
В моей роте в момент выхода врукопашную осталось всего 9 человек, а задача была на полную роту. И все же выполнили задачу. Бой шел 13 часов.
Когда раненый шел обратно, удивлялся: как это я уцелел. Ветви деревьев будто ножницами сострижены, вершины поломаны, как в бурелом. Камни раздроблены, — они не выдержали. Меня три раза чуть не угробило прямым попаданием из гранатометов. А осколками и камнями по каске стукало, точно град с неба.
Иду. В руках винтовка. На боку наган. Патронташ с остатками патронов. Через речушку прошел по пояс в воде. Потом грязь по колено. Добрался до КП. Меня поцеловал командир батальона капитан Стрекалов, сказал: «Мы тебя не забудем». Я не хотел уходить. Попросил дать мне людей, чтобы я мог с ними дальше наступать, — и слушать не стал. Приставил ко мне бойца, накинул плащ-палатку и отправил в госпиталь.
Сейчас прилег у дороги, под сосной, смотрю, как идут машина за машиной с ранеными.
Будьте здоровы.
Ваш А л е к с е й.
1 августа. Ленинград, Балтийский вокзал.
Здравствуйте, Клава и Галочка!
Еще раз крепко вас целую и обнимаю. Погружаемся ехать скорее. Пожелайте мне еще раз удачного боя. Готов опять драться. Будьте здоровы, дорогие мои.
