Верю в нашу победу... Письма с фронта - Туомайнен

Получил три твоих письма сразу. Я читал их в походе, в снегу, в буране. Обогрело меня ласковое слово любимой, самого близкого, родного человека.

Мы делаем одно дело. Ты работаешь на заводе, я в рядах Красной Армии, и все это одно целое.

Я читал в «Правде» статью о новой доменной печи в Магнитогорске. Мне кажется, я тоже участник строительства. Люди, отличившиеся на стройке, со мною рядом шли через буран.

О здоровье моем не волнуйся. Выдержу суровую зиму, которая надвигается. Сорок зим прожил — ничего не случилось… Так ничего не случится и в сорок первую.

Пусть это мне стоит дорого, но бить буду их беспощадно. Батальон мой будет драться, как молодой сильный лев. Народ рвется в бой. Чувствуется ярость, решимость, ненависть к врагу.

Разговариваю ли с бойцами, находимся ли мы на тактических занятиях — везде ощущаю подъем. Посмотрю на бойцов — сердце радуется. В каждом горит огонь ненависти к захватчикам, желание откинуть их от города Ленина.

Будь здорова ты и Галочка.

Ваш навсегда  А л е к с е й.

ГОД 1943-й

7 января. Ленинградский фронт.

Здравствуйте, Клавдия и Галя!

Вот я и дождался чести быть в боях.

Я рад, что не впустую живу в такой опасный для страны период, что придется отчаянно драться.

Ты знаешь, Клавдия, я никогда не держался тихой заводи, всегда находился на стремнине. Так было в нелегкие годы восстановления Белорецкого завода, когда меня избрали секретарем парткома, так было в Магнитке у мартеновской печи, так было в морском флоте. Выходит, я к боям готовился всю жизнь. И вот пришел час испытаний, который выворачивает человека наизнанку, показывает всем — есть ли в нем доброе зерно или внутри у него гниль, трусость, себялюбие.

Мне кажется, жизнь меня неплохо подготовила к боям. За дело важное, народное каплю за каплей отдам свою кровь.

Работайте, учитесь, верьте: мы разобьем вражеские полчища, сколько бы их ни было против нас. У нас, кроме танков, самолетов, есть великая любовь к Советской Родине. Мы отстаиваем Ленинизм. Мы отстаиваем Коммунизм. Мы за процветание свободных народов, за их равноправие, честь и независимость.

Броневое кольцо, которым заковало Ленинград, будет разорвано. Будем биться до тех пор, пока ликвидируем блокаду, пока соединим Ленинград со всей о раной, со всем миром.

Будьте здоровы, мои милые.

Любящий вас  А л е к с е й.

15 января. Ленинградский фронт.

Дорогие Клавдия и Галя!

14 января 1943 года меня ранило. Пуля прошла в правую сторону груди повыше сосочка. Вышла к правому боку. Мне показалось: ударило чем-то большим, думал — осколок. Обожгло меня и сбило с ног. Упал в окоп, крикнул: «Ребята, меня ранило. Перевяжите меня». Но все, прижимаясь к земле, ползли дальше, наверно, мой голос ослаб, не доходил до них. Поднялся. Подбежал к другим моим ротам. Там упал без сознания. Мороз. Полушубок разрезан. Фуфайка мокрая, в крови суконная гимнастерка и свитер тоже. В правом валенке накопилась кровь. Когда пришел в себя, скорее почувствовал, чем увидел, — меня держат два красноармейца, перевязывают рану. Спрашиваю: «Кто?» Отвечают: «Мы… ваши, товарищ комиссар… Сейчас… Сейчас…». Ползком и согнувшись, повели меня по траншее. А ураган не утихал — кругом разрывы снарядов и мин, трескотня пулеметов.

Пока меня вели обратно до Невы, два раза терял сознание. Потом лежал на льду реки, дожидаясь санитарной машины. Она повезла раненых и убитых в деревню Манушкино, километрах в 20 от передовой. Доктор мне сказал:

— Вы счастливый. Пуля прошла удачно. Чуть-чуть левее бы ударила, прошила бы сердце.

Боль сейчас немного утихла, и я могу вспомнить, как проходил этот бой.

Мой батальон получил задачу: овладеть противоположным берегом Невы около 8-й ГЭС, 8-я ГЭС занята немцами. Они обстреливали все пространство реки и наш правый берег, на котором мы группировались для штурма. Лес был завален снарядами, бомбами и минами. Самолеты вражеские непрерывно над головами. Как часть какая сунется на лед, так подкошена. Много трупов на льду. Я первый из батальона выскочил к берегу. Люди мои смотрят на меня. Кричу:

— За Родину — за мной!

И побежал. За мной помначштаба т. Плеве, и народ тронулся с винтовками наперевес. Река широкая. Я устал. Бежали. Стрельба по нас отчаянная — проруби с одного удара снаряда. Все же вырвались.

За мной перебежало на другой берег человек пятьсот. Командир батальона подтягивал идущие позади роты. И тут я получил вторую боевую задачу: занять траншеи вдоль берега по направлению к 8-й ГЭС.

Над нами крутой, высокий берег. Я полез. Правой рукой держусь за куст, левую поднял вверх.

— Батальон, вперед!

У меня в руке карабин, в карманах патроны и три гранаты с запалами. Лезу. Меня люди догнали у проволочного заграждения. Порвал маскхалат, перелез первым. Лес. Вдоль берега траншея. Кричу бойцам:

— За мной, по траншее!

Откуда-то справа и сверху автоматные очереди. Смотрю — что-то черное на сосне. Прицелился из карабина, два раза выстрелил — замолчал немец. Люди за мной ползут до дороги. Ее перепахивают снаряды. Земля покрывает нас с головой.

Я полез к первой роте. Добрался. Только заговорил с командиром, как меня ранило. Жаль было уходить от своих бойцов. Хорошо дрались.

Вот, Клавденька и Галочка, — теперь я себя узнал полностью. Человек я не для кабинета, а для боя. В кабинете я грубоватым выгляжу, а в бою, как раз, что требуется. Видно, создан я для огневых дел — или у мартена, или в атаке.

Больше писать не могу. Рука отекла, опухла. Скорей бы вылечиться да в бой. Осталось 4 километра, чтобы соединиться с Синявинским направлением и этим разорвать блокаду Ленинграда.

А л е к с е й.

1 февраля. Госпиталь.

Здравствуй, милая дочка Галочка!

Хочу спросить тебя, кого из композиторов ты полюбила? Чей портрет ты повесила в комнате — Баха или Бетховена, Чайковского или Шопена, или я не знаю, кто душе твоей ближе? Я — за добрую новую музыку так же, как за добрую старую…

Галочка! Конечно, время тяжелое. Идет война. Я уже ранен. Вам очень трудно с мамой. Вы голодаете. Казалось бы, не до музыки. Нет! Сознание, что ты, дочь простого сталевара, познаешь прекрасное, помогает мне здесь жить и биться с врагом.

Дней через десять я выпишусь из госпиталя и опять пойду в бой. Когда кончится война, возвращусь к тебе, и под твою