Смерть Петра Великого. Что оставил наследникам великий самодержец? - Сергей В. Алдонин
В 1757 году, Дугласу удалось убедить петербургский кабинет вступить в союз с Францией, направленный против Пруссии. Успешному исходу переговоров много содействовал д'Еон, что засвидетельствовано и самим Дугласом в донесениях его министру иностранных дел. Д'Еон был отправлен в Париж чтобы вручить Людовику XV договор, подписанный русской императрицей. Эта поездка давала ему возможность лично объяснить королю свою дипломатическую деятельность в России, увенчавшуюся успехом, который он исключительно приписывал себе. Есть основания предполагать, что уже в это время д'Еон мечтал о посте французского посланника при русском дворе, посте, которого он и добился в 1762 году, хотя, впрочем, всего лишь на несколько дней, так как назначение его было отменено, по случаю переворота, происшедшего в Петербурге. Достижение этой цели, столь льстившей его самолюбию, могли препятствовать его молодость и неопытность, а потому ему необходимо было выставить себя перед королем и министрами в самом выгодном свете, вселить в них уверенность в своих дипломатических способностях и представить свое пребывание в России плодотворным и важным для французского правительства. Он поднес королю свое сочинение о России, как наглядное свидетельство того, что основательно изучил эту страну. Но все это могло казаться д'Еону еще недостаточным для осуществления его затаенной мечты. В его интересах было предъявить какой-нибудь необыкновенный подвиг, ярко рисующий его ловкость, усердие, уменье пользоваться людьми и обстоятельствами, его обширные связи при петербургском дворе, благодаря которым для него все достижимо, даже сокровеннейшие тайники русской политики. Вот, по нашему мнению, источник происхождения поддельного духовного «Завещания» Петра Великого, и мы вполне уверены, что автором его был ни кто иной, как кавалер д'Еон. Сочинение подобного акта не представляло для него трудностей. Два года вращаясь при дворе дочери Петра I, окружившей себя чисто русскими людьми, которые чтили память ее великого отца и старались во всем следовать его предначертаниям, д'Еон беспрестанно должен был слышать рассуждения о политике и планах Преобразователя России, действительно, как бы завещанных им своим преемникам, потому что они были основаны на глубоком понимании национальных интересов. Д'Еон, разумеется, не мог уяснить их себе; он схватил, так сказать, только внешность, перетолковал ее по своему и изложил, дополнив, с отличавшей его самонадеянностью, своими домыслами и предсказаниями. Для лучшей мистификации подделки, он счел не лишним придать ей оффициальный вид начальными словами: «Во имя святой и нераздельной Троицы, мы, Петр, и т. д.» Однако, не смотря на это, подделка была настолько очевидна, и личность д'Еона внушала так мало доверия, что французское правительство отнеслось с полным пренебрежением к представленным им бумагам: – «Французские министры, – говорит по этому поводу сам д'Еон в одном из своих писем, – не придали никакой важности моему сообщению и признали изложенные в нем планы невозможными и химерическими. На мое открытие не было обращено серьезного внимания потому, конечно, что оно было сделано молодым человеком». Бумаги, доставленные д'Еоном, были, разумеется, сданы в архив министерства иностранных дел, где и лежали покойно до той минуты, когда начинающему французскому литератору пришла, в 1836 году, мысль описать жизнь загадочного авантюриста и разобрать относящиеся к нему документы. Можно судить о радости Гальярде, когда он нашел в кипе запыленных бумаг «Завещание» Петра Великого и получил возможность с гордостью заявить всему свету, что он первый открыл [106] этот знаменитый акт, который, при его полнейшем незнании истории России, не мог возбудить в нем каких-либо сомнений и был признан им, с французским легковерием, за несомненный и действительно существующий.
Теперь мы попытаемся объяснить, каким образом, по нашему мнению, «сущность» завещания, сочиненного д'Еоном, попала в книгу Лезюра. Мы знаем, что император Наполеон I, в борьбе с своими политическими и личными врагами, не был разборчив в средствах и считал каждое из них хорошим, лишь бы оно достигало, или содействовало цели. Задумав, в 1812 году, вступить в решительную борьбу с таким опасным соперником, как Россия, он, естественно, желал привлечь на свою сторону общественное мнение Европы, напугать его грозным призраком возростающего могущества Русской империи и представить себя оплотом цивилизации против завоевательных замыслов северных варваров. В этих видах он и заказал Лезюру написать сочинение: «Des progres de la puissance russe» для распространения его в публике. Лезюр, как историк, не мог совершенно легко отнестись к такой задаче и, чтобы исполнить ее, не компрометируя своего имени, должен был просмотреть в архиве министерства иностранных дел бумаги, касающиеся дипломатических сношений России с Францией в XVIII столетии. Выбирая из них преимущественно те, которые подходили к его предвзятой идее, он, разумеется, обратил внимание на «Завещание» Петра Великого; но имя лица, сообщившего этот документа и содержание последнего, ясно указывали на подделку. Затрудняясь ввести в свое сочинение столь важный акт, достоверность которого ничем нельзя было подтвердить, Лезюр мог показать его Наполеону и просить императора высказать свое мнение по этому поводу. Конечно, Наполеон ни минуты не колебался признать подобный документа подложным, но программа, заключавшаяся в нем, вполне согласовалась с целями, которые имелись в виду при составлении книги Лезюра, – напугать публику завоевательными планами России, и потому было решено, сократив и изменив этот документа, сообразно тогдашнему политическому положению и обстоятельствам, напечатать его с объяснением, что это есть сущность планов Петра Великого, будто бы изложенных им для руководства преемникам в секретных записках, которые, как уверяют, хранятся в домашнем архиве русских государей.
Мы не утверждаем, что в настоящей заметке положительно решили вопрос о происхождении поддельного «Завещания» Петра Великого, и будем очень рады выслушать мнения, противоположные нашему; они могут только способствовать разъяснению этого вопроса, во всяком случае, не лишенного интереса.
Алексей Морохин, Оксана Жерновая
Лейб-медик Роберт Арескин и лечение Петра I минеральными водами в 1711–1717 гг
Биографы Петра I Великого уже неоднократно обращали внимание на особое отношение царя-реформатора к минеральной воде – своего рода «лекарству», регулярно употребляемому им, особенно в последние годы жизни. Как отмечает Е.В. Анисимов, «минеральная вода и лечение ею были для Петра символом превосходства науки, знаком победы экспериментального знания над суеверием…Он твердо верил, что состав употребляемой им минеральной воды содержит те химические вещества, которые положительно влияют на его здоровье» [1, с. 83].
Комната Петра Великого в Зимнем дворце
Некоторые историки отмечают, что впервые Петр I стал употреблять минеральную воду в качестве лекарственного средства в 1696 г., когда якобы
