Никколо Макиавелли. Стяжать власть, не стяжать славу - Габриэль Педулла
Если «Государь» учит, что «доблесть» практически синонимична «собственному войску», а в последней главе говорит о грядущей войсковой реформе, которая сделает пехотинцев непобедимыми (не вдаваясь при этом в частности), то «Рассуждения» освещают эту тему более подробно, и вся вторая книга посвящена римским военным приемам. Макиавелли рассматривает то, как римляне заключали союзы, захватывали вражеские земли и постепенно ассимилировали побежденные народы (Рассуждения 2.3–4, 2.6–7, 2.21), и затрагивает многие другие конкретные вопросы, в частности артиллерию (2.17) и крепости (2.24), а также необходимость избегать чрезмерной зависимости от богатства (2.10), о чем уже шла речь в двадцатой главе «Государя». Кроме того, особое внимание уделяется превосходству пехоты над конницей (2.18) – эти строки явно написаны под впечатлением от выдающихся успехов швейцарских пикинеров, слава которых распространилась по всей Европе. Однако даже здесь Макиавелли не упоминает о практических аспектах ведения войны. Этому он посвятит лишь одно сочинение – «О военном искусстве», единственный важный политический труд, опубликованный в то время (Джунти, 1521, с посвящением Лоренцо Строцци).
Книга во многом своеобразна. С одной стороны, это чрезвычайно специализированный трактат, в котором очень подробно обсуждаются специфические вопросы, такие как материалы и качество изготовления различных видов оружия. Именно поэтому из всех значительных работ Макиавелли в наши дни это произведение читают реже всего. С другой стороны, в плане литературной изысканности, которой автор явно уделил самое пристальное внимание, книга представляет собой настоящий шедевр. Ее отличают как изящный синтаксис, столь отличный от сжатой и порой трудной прозы «Государя», так и выбор диалогической формы для выражения авторских идей – благодаря этому в западной литературе появился первый военный диалог.
Воображаемая беседа происходит в садах Ручеллаи в сентябре 1516 года, когда во Флоренцию прибывает Фабрицио Колонна, пожилой кондотьер из влиятельной римской семьи, ранее служивший Карлу VIII, неаполитанскому королю Федерико Арагонскому, а затем испанцам. Старый солдат чувствует, что близки его последние дни. Он уже не в состоянии в одиночку исправить недостатки системы наемничества, принесшей ему состояние, но все же уверен, что его опыт может принести пользу новому поколению, и в пример приводит памятную сентенцию: на войне «обезоруженный богач – награда бедного солдата»[34]. Поэтому молодые аристократы – Козимо Ручеллаи, Дзаноби Буондельмонти, Джованни Баттиста делла Палла, Луиджи Аламанни – по очереди задают престарелому Фабрицио вопросы, предоставляя ему возможность подробно сформулировать проект неоримской реформы военного дела – и выразить тем самым мысль Макиавелли. С этой точки зрения «О военном искусстве» – прекрасный пример ренессансного «скрытого» диалога, больше похожего на монолог, где преобладает одна точка зрения, а собеседники играют второстепенную роль, в отличие от «открытого» диалога, где больше ценятся альтернативные и более неоднозначные мнения.
Макиавелли неизбежно возвращается к вопросам, уже поднятым в его предыдущих работах, и прежде всего к горячей критике в адрес итальянских государей (и косвенно их наставников-гуманистов), которой и завершается диалог:
«Пока наши итальянские князья еще не испытали на себе ударов войны, нагрянувшей с севера, они считали, что правителю достаточно уметь написать ловко составленное послание или хитрый ответ, блистать остроумием в словах и речах, тонко подготовить обман, украшать себя драгоценностями и золотом, есть и спать в особенной роскоши, распутничать, обирать и угнетать подданных, изнывать в праздности, раздавать военные звания по своему произволу, пренебрегать всяким дельным советом и требовать, чтобы всякое слово князя встречалось как изречение оракула. Эти жалкие люди даже не замечали, что они уже готовы стать добычей первого, кто вздумает на них напасть.
Вот откуда пошло то, что мы видели в 1494 году, – весь этот безумный страх, внезапное бегство и непостижимые поражения; ведь три могущественнейших государства Италии были несколько раз опустошены и разграблены. Но самое страшное даже не в этом, а в том, что уцелевшие властители пребывают в прежнем заблуждении и живут в таком же разброде»[35].
Во многих отношениях Макиавелли задумывает новый труд ради уточнения своих прежних представлений о военном деле. Это видно, например, в случае с непобедимым (но загадочным) «иначе устроенным войском», которое упоминалось в двадцать шестой главе «Государя», а потом оказалось просто сочетанием пикинеров и солдат, вооруженных мечами и щитами. Оно же описано в трактате «О военном искусстве» как новая версия македонской фаланги и римского легиона. Впрочем, общий тон повествования становится другим. Война теперь занимает центральное место, и Макиавелли не боится обсуждать даже самые сложные проблемы, которые ставит перед ним современная практика ведения боя. Однако серьезная перемена здесь усматривается не только по сравнению с «Государем» и «Рассуждениями», поскольку Макиавелли, подробно рассматривая каждый практический вопрос, сразу же намерен отделиться от гуманистов – например таких, как Роберто Валтурио, автор трактата «О воинском искусстве» (De re militari, 1455, впервые опубликован в 1472), или Флавио Бьондо в шестой и седьмой книгах «Торжествующего Рима», – мысль которых по-прежнему во многом зависела от «Краткого изложения военного дела» Флавия Вегеция (IV век) и «Стратегем» Секста Юлия Фронтина (I век), двух римских трактатов о войне, наиболее читаемых в Средние века.
Главная новизна книги Макиавелли, пожалуй, заключается в характере той роли, которую он отводит тактическому аспекту, то есть развертыванию и перемещению сил. Само слово «тактика» происходит от древнегреческого глагола τασσω, «строить войска». Однако дело не только в этимологии, но и в том, что тактика прежде всего подразумевает иной оперативный масштаб, на котором более пристальное внимание уделяется тому, как взаимодействуют в битве, определяя ее исход, малые подразделения. Уже одного этого достаточно, чтобы отличить книгу Макиавелли от трудов Вегеция и Фронтина, а также произведений тех, кто в XV веке в подражание им признавал только ум полководца, то есть общее видение поля боя, и мускулы солдат – и ни словом не упоминал о каких-либо промежуточных элементах, способных обеспечить хорошую связь между этими крайностями. С одной стороны, Вегеций учит, как выбирать рекрутов, как их обучать, каким наступательным и оборонительным оружием их оснащать, как поднять их боевой дух даже в самые трудные моменты. С другой стороны, его интересует только стратегия, и он пишет лишь о больших маневрах – окружении и прорыве – или о нестандартных ходах, при помощи которых командир может переломить ход сражения. Однако связь между этими двумя уровнями операций практически не прослеживается, поскольку в трактате такая задача обобщенно возлагается на солдатскую дисциплину или решается перечислением имен офицеров, которые должны – неясно, как именно, – добиться того, чтобы в
