Иосиф Бродский. Годы в СССР. Литературная биография - Глеб Морев

– Что же вам тут неприятно? Статья доброжелательная, ни одного дурного слова…

– Да, совершенно верно, похвалы, комплименты, ни одного дурного слова… Но между строк можно прочесть, что я какая-то мученица, что я страдалица, что я в современной России всем и всему чужда, повсюду одинока… Вы не знаете, как это мне вредило и как может еще повредить![431]

Предполагать наличие одного и того же источника, инициировавшего написание Бродским письма Гринбергу и убедившего Чалсму «довести до сведения» Гринберга три принципиальных пункта, по которым тот должен был воздержаться от публикации стихов Бродского, заставляют воспоминания одного из ближайших друзей поэта Я. А. Гордина, подчеркивающего отсутствие в дружеском кругу Бродского единой позиции по вопросу его печатанья на Западе:

С одной стороны, конечно, очень хотелось бы, чтобы мир прочитал напечатанные нормальным шрифтом на нормальной бумаге стихи Иосифа. С другой стороны, было непонятно, будет это способствовать борьбе за освобождение или, наоборот, усугубит ситуацию. Я не помню, чтобы кто-то высказал совершенно категорическое определенное мнение: да, печатать или нет, не печатать. Потому что мы еще были достаточно неопытны в этом отношении. Когда заходила речь о возможности публикации за границей <…> была такая атмосфера некоторой растерянности[432].

Готовность, с которой Бродский написал требуемое письмо, и убежденность, с которой Чалсма излагает доводы неназванных друзей Бродского, заставляют предполагать особую авторитетность инициатора обращения к Гринбергу. Характерно, что тем же вопросом о личностях «друзей», стоявших за письмом Бродского, задавался, узнав о получении Гринбергом запрета на публикацию, Г. П. Струве, одновременно с Гринбергом – и даже отчасти конкурируя с ним – негласно готовивший в США к выходу первую книгу поэта:

Что же до друзей, то надо знать, кто они. И «справка» о деле Бродского, и целый приготовленный к печати сборник его стихов были получены мною (уже после того, как его сослали) от его друзей и защитников со специальной, обращенной ко мне, просьбой предать все это огласке. С тех пор Бродский уже из архангельской ссылки посылал свои стихи, зная, что они очень легко могут попасть в печать. <…> Совсем недавно я получил еще несколько стихотворений от одной своей студентки, которая общалась с очень близкими друзьями Бродского (в том числе сыном известного, ныне покойного советского литературоведа (речь идет о К. М. Азадовском. – Г. М.)). Они все ждут выхода стихов Бродского заграницей. Я не знаю, каких друзей Б<родского> имеет в виду Чалзма: очень много зависит от этого[433].

В написанном на следующий день письме Б. А. Филиппову, продолжая тему анонимных «друзей Бродского», выступающих против публикации, Струве предположил: «И какие друзья? М<ожет> б<ыть,> очень осторожная Ахматова? (студент Иваска с ней виделся)»[434].

В самом деле, как мы видим, реальная ситуация в близком Бродскому кругу была далека от той однозначности, которая следует из письма Чалсмы. Лишь (названная по имени в его письме) Ахматова могла, как нам кажется, быть той авторитетной инстанцией, к мнению которой с готовностью прислушался Бродский – и чьи жизненные установки, связанные и с сознанием миссии Поэта как высшей, не принадлежащей ни одному из сиюминутных политических контекстов, и с контролем над своей авторской биографией, он к 1965 году хорошо усвоил и разделял.

Во всяком случае, при встрече с Чалсмой, говоря о предполагаемом зарубежном издании стихов Бродского, Ахматова заочно сформулировала свое – и Бродского – негативное мнение по поводу этого предприятия как общее[435]. Об этом свидетельствует письмо Чалсмы Г. П. Струве, существенно уточняющее известную нам по его письму Гринбергу от 5 февраля картину общения с Ахматовой:

В одном из моих разговоров с Ахматовой об акмеизме я упомянул о возможности появления стихов Б<родско>го в «Возд. путях». Она была явно расстроена и сказала: «Он никогда бы не сделал этого». Т. е. Б<родск>ий никогда бы не послал своих стихов заграницу для публикации[436].

9 февраля отправленное Чалсмой из Хельсинки письмо Бродского было получено Гринбергом в Нью-Йорке. Дальнейшие события продемонстрировали ссыльному поэту всю ограниченность его возможностей – не только в советской, но и в противостоящей ей западной социополитической реальности.

9

Получив (по-видимому, 4 февраля 1965 года) от вернувшегося в Ленинград Мейлаха письмо Бродского Гринбергу с запрещением публикации в «Воздушных путях», Чалсма одновременно узнал от него, что стихи Бродского собирается издавать в США и Глеб Струве. Эта, взволновавшая их обоих, по словам Чалсмы, новость была привезена Мейлахом из Москвы, куда он на пару дней заехал из Архангельска. Мейлах сообщил Чалсме, что сам Бродский в момент их недавней встречи в Норинской о готовящемся Струве издании своих стихов ничего не знал. Позднее в письме Струве Чалсма предположил, что если бы Бродский был в курсе, то «он написал бы и Вам в таком случае»[437].

В разговоре с нами М. Б. Мейлах затруднился вспомнить обстоятельства получения им информации о готовящемся издании под редакцией Струве, но предположил, что она могла быть сообщена ему в Москве А. И. Гинзбургом. Напомним, что именно от Гинзбурга Пол Секлоча получил первые стихотворения Бродского и «Справку» по его делу, которые в апреле 1964 года переслал из СССР Струве.

Намерение издать стихотворения Бродского отдельной книгой оформилось у Струве и его соратника по издательской деятельности Б. А. Филиппова летом 1964 года. В конце июля Струве

приехал в Хельсинки, где, как можно судить по письмам к Филиппову, стал обладателем машинописи сборника [стихов Бродского], составленного [в Ленинграде в 1962 году Григорием] Ковалевым и [Константином] Кузьминским и отпечатанного [в домашнем издательстве «БеТа» Борисом] Тайгиным[438].

Известно, что эта машинопись была передана ими Гинзбургу и хранилась у него до весны 1964 года. (В середине мая, во время проведенного у Гинзбурга обыска, стихи Бродского, как отмечают И. Н. Толстой и А. Б. Устинов, обнаружены не были[439].) Окончательный состав книги (после включения в нее нескольких дополнительно полученных Струве текстов Бродского) сложился у Струве – а «роли Струве и Филиппова <…> были четко разделены: готовил и выстраивал книгу Бродского Струве, а Филиппов нес ответственность за производственную часть»[440] – в январе 1965 года. В конце месяца «Стихотворения и поэмы» Иосифа Бродского были сверстаны, набраны и переданы нью-йоркскому типографу И. Г. Раузену.

9 февраля, как мы уже упоминали, до Гринберга дошло письмо Бродского с запрещением публикации его стихов в «Воздушных путях». Запрет опоздал – уже в момент написания Бродским в Норинской письма Гринбергу четвертый выпуск редактируемого им альманаха с подборкой из десяти стихотворений Бродского (и с первой русской публикацией сделанной