Никколо Макиавелли. Стяжать власть, не стяжать славу - Габриэль Педулла
Примечательно, что Макиавелли демонстрирует схожее отношение к опасностям социальных конфликтов и чрезмерного богатства. В обоих случаях вместо того, чтобы пытаться эти явления искоренить, он предлагает республикам проявить мудрость, то есть тщательно их контролировать и превращать в элемент силы. В этом отношении наиболее показательна вступительная часть «Рассуждений» (1.1), где Макиавелли порицает современников, уверенных в том, что лишь в бедности можно быть добродетельным. Ведь мудрый Ромул выбрал для своего города плодородную местность, поскольку знал, что без экономических ресурсов невозможно построить действительно мощное государство. Но в то же время он принял меры предосторожности, не позволив богатству повредить гражданским обычаям, и тем самым достиг обеих целей, казавшихся несовместимыми.
Второе объяснение краха Римской республики призвано обратить наше внимание на «продолжительность военачальничества» – так называет это явление Макиавелли (Рассуждения 3.24). Пока Древний Рим воевал в Италии, его солдаты-землепашцы легко переходили от возделывания своих участков к сражениям за город. Но когда республика раскинулась широко, а военные кампании стали длиться дольше, порой даже по нескольку лет, граждане, участвовавшие в войнах, начали превращаться в профессиональных солдат, и по мере того, как они одерживали победу за победой, военачальники становились им гораздо ближе, чем ежегодно избираемые магистраты, – вот отличный пример плохих политических связей. После того как сенат, преступив закон, сокрушил Гракхов, правила политической борьбы изменились окончательно: решения стали приниматься исходя из фактической обстановки. Никто уже не доверял ни избирательному процессу, ни традиционным институтам, благодаря которым на протяжении веков более или менее мирно решались разногласия. Все поняли, что теперь для победы необходимо опираться на военную силу, и в этих новых условиях полководцы стали важнейшими участниками противостояния олигархов и народа, втянув Рим в страшную череду гражданских войн: сперва сражались Сулла и Гай Марий, потом – Цезарь и Помпей, и наконец – Октавиан и Марк Антоний. Однако в конце концов, после почти столетней резни, единственно возможным исходом стало порабощение под властью императора, и 16 января 27 года до н. э. единственный победитель, Октавиан, принял священное имя Август.
В тот день римской свободе пришел конец. Уже ничто не сдерживало честолюбивых полководцев, рвущихся к власти; пренебрежение, с которым относились к самим основам государственного строя, стало вопиющим; внешние враги отсутствовали – и после трех с половиной столетий относительно стабильного правления (охвативших период с конца V века до н. э., когда в Риме с введением трибуната установился смешанный строй, по 146 год до н. э., когда был разрушен Карфаген) даже эта величайшая из республик, когда-либо существовавших на земле, вступила в необратимый кризис и в конце концов погибла. Так завершился ужасный урок, который, по мнению Макиавелли, было необходимо осмыслить каждому свободному государству, пока не стало слишком поздно.
Гражданская религия: древность и наши дни
В «Государе», с учетом всего изложенного, религия играет довольно скромную роль, особенно если вспомнить о том, что трактат посвящен племяннику папы римского. В шестой главе монах Савонарола представлен как «безоружный пророк», не внявший в полной мере урокам основателей государств, например Моисея, и не сумевший позаботиться о средствах, необходимых для того, чтобы «утвердить в вере тех, кто еще верил ему, и принудить к ней тех, кто уже не верил». Одиннадцатая глава призвана прославить могущество церковных государств, которые, по мысли Макиавелли, должны поддерживать действия Лоренцо Медичи. В тринадцатой главе поединок Давида и Голиафа становится аллегорическим воплощением идеи о «собственных войсках». В восемнадцатой и двадцать первой главах религия предстает как один из самых эффективных лисьих инструментов, предназначенных для сокрытия львиной свирепости враждующих государей, а также приводится случай, когда Фердинанд Арагонский коварно использовал ее для обретения власти над испанской феодальной аристократией. И наконец, призыв к освобождению Италии от варваров, завершающий двадцать шестую главу, полон библейских отсылок, как и пристало произведению, адресату которого в будущем предстоит возглавить папские войска. Вот и все.
Однако при прочтении «Рассуждений» нам, напротив, потребуется оценить представления Макиавелли о религиозных явлениях и о роли папства в истории Италии – хотя бы потому, что именно за эти мысли его яростно осудит церковь, а позднее, в XIX веке, ему воспоют хвалу как предвестнику разделения церкви и государства. Макиавелли исходит из горестного соображения, в соответствии с которым христианство, с его нацеленностью на загробную жизнь и пренебрежением мирской славой, сделало людей менее склонными к великим деяниям. «Все люди, желая попасть в рай, больше помышляют о том, как бы стерпеть побои, нежели о том, как бы за них расплатиться… такой образ жизни сделал мир слабым и отдал его во власть негодяям» (Рассуждения 2.2). Языческие культы с их зрелищными кровавыми жертвоприношениями и призывом к активной жизни были совершенно иными, и эта тема – которой Бьондо посвятил две первые книги «Торжествующего Рима» – настолько важна, что уже в самом начале комментария Макиавелли мы находим подробный анализ взаимосвязи политики и религии в Древнем Риме (Рассуждения 1.11–15).
Макиавелли приписывает римской религии две важнейшие политические функции. Во-первых, как показал пример Нумы Помпилия, второго по счету царя Рима, который прославился тем, что все свои важнейшие решения приписывал ночным беседам с нимфой Эгерией, – древние умели использовать легковерие народа, побуждая людей к определенным действиям (или бездействию) в соответствии с потребностями республики (1.11 и 1.13). Гуманисты подхватили эту идею (кстати, изложенную в De legibus et iudiciis Скалы как раз устами Бернардо Макиавелли), но на ее основе часто утверждали, что народ не может судить благоразумно, и повторяли снова и снова, что для управления массами нужен обман, поскольку им неведомо, что хорошо, а что плохо для государства. Макиавелли же неустанно защищает мудрость и нравственность народа (Рассуждения 1.58–59). И пусть даже простые люди, по его мнению, судят о решении сложных дел не так хорошо, как об избрании достойных кандидатов (1.47), это не является достаточным основанием для того, чтобы оставить управление республикой
