Рождение шахматной королевы. Власть и триумф женщин, правивших на доске и в жизни - Мэрилин Ялом

Мария Французская
Еще одно представление о придворной жизни при Генрихе II и Алиеноре Аквитанской можно подчерпнуть из поэзии Марии Французской, загадочной женщины, жившей в Англии в правление вышеупомянутой королевской четы. Создавая произведения на старофранцузском языке – языке английского двора со времен Вильгельма Завоевателя, – она описывала недавнее возвышение женщин как литературных героинь и как активных участниц нового общества, созданного дворянами.
В ее рассказе «Филомена» описывалась идеальная аристократка, которая была «столь же мудра, сколь и прекрасна»: с азартом участвовала в соколиной охоте, умела вышивать на шелке и парче, писала стихи и прозу, виртуозно играла на гуслях и лире и умела выражать свои мысли без подсказок из книги. И конечно, «она знала все виды развлекательных игр и спорта… Умела играть как в шахматы, так и в нарды»[88].
В другой истории, под названием «Элидюк», Мария приводит нас прямо в спальню юной принцессы, где разворачивалась игра в шахматы. «После обеда король, сидя в покоях [дочери], играл с иностранным рыцарем, и хотел, чтобы тот научил ее шахматам»[89].
Скорее всего, это происходило в покоях молодой женщины, чтобы она могла наблюдать за ходом поединка и извлечь пользу из игры иностранного рыцаря, которого привезли в замок для ее обучения. Мальчики, как мы знаем из эпической поэмы «Ги из Нантейля» (1198), начинали учиться играть в шахматы уже в возрасте шести лет; в то же время они отправлялись на свои первые уроки верховой езды. Они также играли в кости, в шарики и настольные игры (нарды), но родители и педагоги считали шахматы чем-то бо́льшим, чем просто детская игра, поскольку они рано знакомили мальчиков с военной стратегией.
Молодых людей, готовящихся к посвящению в рыцари, часто в очень раннем возрасте отправляли на обучение к другому двору. Там мальчики, еще до того, как становились достаточно взрослыми для занятий с мечом, выполняли всевозможные полезные работы. Они были посыльными, прислуживали за столом, помогали на соколиной охоте и составляли компанию в игре в шахматы. Благородных девушек обычно не отсылали из дома, но они тоже проходили обучение полезным занятиям, таким как шитье и ведение домашнего хозяйства, а также уроки пения, танцев и игры в шахматы. Как ни странно, несмотря на бесчисленные мизогинные различия между полами, которые существовали еще у греков и в Библии, шахматы были одной из сфер, где тема «естественной неполноценности» женщин никогда не поднималась. К концу XII века в Англии и во Франции умение играть в эту игру стало таким же показателем хорошего воспитания для девушки благородного происхождения, как и умение играть на пианино в XIX веке.
Шахматной королеве дают имя
Как мы уже видели, в латинских рукописях этого периода шахматная королева обозначалась словом regina. В итальянский язык regina вошло как eina, в испанский – как reyna, а во французский – как reine, и все эти слова переводятся как «королева». Иным словом, обычно используемым для обозначения шахматной королевы, было fers (ферзь) – термин, заимствованный из арабских firz и firzan (королевский советник), напоминающий о визире, которого сменила королева. В испанском fers превратился в alfferza или alferza; в каталанском – в alfersa; в итальянском – в farzia или fercia; во французском – в fierce и fierge. Все эти слова явно были феминитивами и обозначали превращение образа из мужского в женский, но, когда слово fers использовалось без изменений, возникала путаница относительно гендера этой фигуры[90].
Каким словом Алиенора называла свою коллегу с шахматной доски? Вероятно, она использовала термин арабского происхождения, fers, или его старофранцузские адаптации fierce и fierge. Последнее встречалось во Франции до конца XIV века, в Англии – вплоть до XV века. Чосер упоминал его в своей «Книге о королеве» (Book of the Duchess), написанной в 1369 году: рыцарь, оплакивающий свою умершую жену, сравнил свою супружескую потерю с потерей шахматной королевы в игре против Фортуны:
С тех пор, как сел за тавлею
С Фортуной! Вымолвить нельзя:
Обманом забрала ферзя —
А я, дурак, разинув рот,
Глядел, как тварь ферзя берет!
Рекла Фортуна: «Шах и мат».
И хмыкнула: «Сам виноват»[91][92].
Потеря королевы (fers) сулит однозначный проигрыш.
В течение XIV века слово «reine» (в то время оно писалось как roine или royne) постепенно вытеснило во французском обиходе слова fers, fierce и fierge, а в течение XV века и вовсе начало преобладать слово «dame». Эти лингвистические изменения возвестили о значительных достижениях шахматной королевы к концу XV века, которые мы рассмотрим позже.
При жизни Алиеноры названия шахматных фигур менялись не только на разных языках, но и на латыни. Например, англичанин Александр Неккам, автор книги «О природе вещей» (De Naturis Rerum, ок. 1180), в которой есть небольшая глава о шахматах, использовал слово senex (старик) для обозначения епископа, а не comes, curvus или calvus[93]. Кстати, Неккам был лично связан с британской королевой через свою мать, Годиерну, которая в 1157 году была кормилицей любимого сына Алиеноры, Ричарда I. Поскольку Неккам родился в том же году, что и будущий король, французы называют их «молочными братьями». Но, возвращаясь к шахматному епископу, следует отметить, что он, как правило, не пользовался большим уважением. Неккам назвал его «соглядатаем», а Винчестерская поэма – «вором». Само слово aufin, обычно используемое во французском и английском языках для обозначения этой фигуры, стало выражением презрения или упрека в обоих языках[94].
В целом Неккам, похоже, был невысокого мнения о шахматах. Как и его итальянский предшественник, епископ Петр Дамиани, он считал эту игру пустой тратой времени и, что еще хуже, тем, что часто приводило к ожесточенным дракам. Это предвзятое отношение повлияло на его описание самих шахматных фигур. Например, в его описании «смена пола» пешкой во время ее превращения в ферзя представлялась чем-то крайне непристойным. С другой стороны, высокое уважение Неккама к королевской власти побудило его рассказать показательную историю о французском короле Людовике VI: в 1110 году, когда Людовик чуть не попал в плен в схватке, а английский рыцарь крикнул, что король взят в плен, он, как говорят, сказал: «Сгинь! Невежественный и наглый рыцарь, даже в шахматах нельзя захватить короля»[95].
Средневековый игрок, по-видимому, оценивал фигуры не только