Просроченный долг - Йожеф Лендел
Эти дневники тоже не без цензуры, но я сам являюсь их цензором. <_>
Тот факт, что мои дневники рассчитаны на публикацию в далеком будущем, тоже привел к самоцензуре. Но уже в направлении, которое можно считать позитивным. Мои малоинтересные приватные дела не заполняют целые страницы.
Однако, например, небезынтересно нынешнее холодное лето, не было и дня, когда не пришлось топить. А также новость в 5 строк, что в Западной Сибири уже много месяцев стоит жара. Не знаю, что это значит. Но победных реляций о результатах жатвы на юге СССР не было. Что это? Известий нет.
24 июля 1974 г.
В песне протестантских проповедников-рабов на галерах, кого Бог любит, того и наказует.
Ну, тогда Господь очень любит Рожи Чиллаг. Рожи Чиллаг с соломенно-светлыми волосами — всю ее жизнь. Совсем девочкой, лет, наверное, семнадцати, ее затащили в подвал гостиницы Геллерт и изнасиловали офицеры и солдаты специального батальона. Потом вместе с женой Хамбургера408 ее постигла та же судьба, о чем в Вене была опубликована целая книга. Она как-то пережила это, но, по-моему, забыла, как любят. Но как смотреть дружелюбным, кротким взглядом — нет. У нее был очень хороший муж (сейчас не могу вспомнить его имя, очень хороший технический специалист), они жили в Москве. Потом в 37-м или в 38-м арестовали ее мужа. Ее старшего брата Лаци, о котором ещё Илона Дучинска писала как о важном представителе первого поколения (во время Первой мировой войны). Он тоже был тихим, светловолосым, вечным подростком. После 45-го Рожи вернулась на родину, работала у Дюлы Хевеши техническим сотрудником — машинисткой? секретарем? — тихо, прилежно. Потом в 56-м убили ее сына, который как солдат-призывник служил в каком-то подразделении внутренних дел. У нее есть внук.
* * *
Ни в газете, ни в журнале, ни на радио, ни на телевидении не лежат мои, рассчитанные на публикацию вещи. В типографии — «По ступенькам откровенности» издает «Магветё», в «Сепиродал-ми», в «Библиотеке школьника», — новая подборка избранного «Чародей» и «Заметки о том, как писать роман» — и, как я слышал, в Париже французское издание «Лицом к лицу».
29 июля 1974 г.
Многие историки отсчитывают новое время с момента открытия Америки. Возможно, они правы. Но нужно думать не о золоте ацтеков, а о кукурузе и, прежде всего, о картофеле. Картофель сделал возможным, что человеческий вид в наше время размножился почти до 4 миллиардов. Плотность населения превратила из возможности в необходимость мануфактуру, промышленность.
Но новое время — время картофеля — приближается к своему концу. Необходимы новые продукты массового питания — стагнация или медленное развитие может привести к катастрофе.
31 июля 1974 г.
Факты, которые Солженицын приводит в «Архипелаге ГУЛАГ», — правда. Я знаю это по собственному опыту. О 1937-1938-х годах я знаю даже больше, и больше написал.
Конечно, нужно понимать, почему в СССР пришли в такой ужас. Потому что то, о чем он пишет, правда. И потому, что нет силы, которая могла бы, нет силы, которая посмела бы привлечь преступников к ответственности. Хрущев попытался было — очень неуверенно — и это привело к его падению. А теперь это всё совершенно безнадежно и даже пошло вспять. Сегодня я не вижу ни эволюционного, ни революционного пути. Десять лет назад я сказал Кадару: «Нельзя перевязывать раны, пока не вычистили гной». А с тех пор всё загноилось еще больше. Внешняя политика целиком подчинена властным интересам и т. д., и т. п.
Но Солженицын не подумал об одном. Зачем потребовалось вынуждать признания, в которые не верили сами мучители. Какой смысл был посылать в лагеря измученных людей? Солженицын даже не ставит вопроса. Но на него и не так просто ответить. Было ли причиной только требование Сталина вынудить у каждого арестованного какое-либо признание? Но его не всегда исполняли. Когда в лагеря ссылали целые народы — например, крымских татар — у них тоже выбивали «признания»? Или это было единственным нормальным (и абсурдным) остатком легальности? Что, дескать, все арестованные признались. А кто знает об их преступлениях лучше их самих? Конечно, при нормальном строе свидетельские показания против самого себя были бы недействительными. Но интересно, что сказал Карчи Гараи (Карой Гараи (1899–1942) некоторое время находился в одной камере с Ленделом. Погиб в заключении.) его следователь (я знаю от него самого): «Это, эти признания, теперь ещё нужны. Но по мере развития уже и в этом необходимости не будет». Это надо было понимать так: для того, чтобы посадить в тюрьму, не будет необходимости даже в этой формальности?
Против Солженицына были доказательства. Но против меня не было. Разве что «показания свидетелей». Я попал в тюрьму в период ликвидации венгров, когда на повестке дня как раз были массовые аресты венгров. И, тем не менее, требовали признаться…
Один из темных пунктов в этой адской темноте. Нацисты этого не делали. Они, когда допрашивали, хотели узнать факты. Если они посылали на смерть группы, для этого не фабриковали бумаг — о которых они сами же знали, что в них содержится ложь.
Было ли это требование Сталина приказом сумасшедшего или уродливой формой легальности? Одно ужаснее другого. Ужасно, потому что сотни тысяч творили это над десятками миллионов людей.
4 августа 1974 г.
Мне семьдесят восемь, и в этом месяце будет 19 лет, как я вернулся на родину, домой.
Не круглые даты, ни та, ни другая, а я люблю завершающие даты — но я совсем не могу быть уверен, что доживу до круглых дат. Да и то, что будет дальше, уже не так важно.
Но прошедшие 19 лет были важными. Потому что они были настоящим подарком! Не всё, но очень многое я сделал. <.>
В жизни человека самое ужасное, но и самое прекрасное, что он хочет жить. Всё хорошее и всё плохое вытекает из этого — и человек не может высвободиться из этих тисков.
Хотя я и пытаюсь сбросить оковы. Я пусть и пишу, но ни в журнале, ни на телевидении, ни
