Цельнометаллическая оболочка (Старики и Бледный Блупер) - Густав Хэсфорд

— Сэр, я поднялся до ранга капрала исключительно за счет собственной военной гениальности, так же как, Гитлер и Наполеон. Но я не сержант. В душе я всегда останусь капралом.

— Сержант Шутник, приказываю отставить игру в Микки Мауса. Тебя на Пэррис-Айленде за заслуги в звании повысили. У тебя и в Америке отличный послужной список. Стаж в нынешнем звании у тебя достаточный. Заслуживаешь продвижения по службе. Другой войны сейчас нет, сержант.

— Нет сэр. Сначала мы этот народ бомбим, потом фотографируем. Мои статьи - это бумажные пули, летящие в жирное черное сердце коммунизма. Я сражаюсь за то, чтобы в этом мире лицемерие могло спокойно процветать. Мы встретились с врагом, а он, как оказалось - мы сами. Вьетнам - это когда ни за что не надо извиняться.

— Сержант Шутник!

— Никак нет, господин капитан. Я - капрал. Можете меня хоть в тюрягу засадить - это всем известно. Ну, так заприте меня в Портсмутской военно-морской тюрьме и держите там, покуда я не сгнию заживо, но позвольте мне помереть капралом, сэр. Вы знаете, что я пишу статьи про то, что Вьетнам - это азиатский Эльдорадо, населенный милыми людьми - примитивными, но целе-

устремленными. Война - это как шумный завтрак. Войну это весело. Война излечивает рак - раз и навсегда. Я не убиваю людей. Я пишу. Другие убивают, я только смотрю. Я всего лишь юный доктор Геббельс. Но не сержант... Сэр.

Капитан Февраль опускает серебряный башмачок на Ориентал-Авеню. На Ориентал-Авеню стоит маленький красный отель. Капитан кривится и отсчитывает долларов в военных платежных чеках. Он вручает Мистеру Откату маленькие цветастые бумажки и передает ему игральные кости.

— Сержант! Я приказываю тебе нашить шевроны, соответствующие твоему званию, и если в следующий раз я их на тебе не увижу, то займусь твоим воспитанием. В пехотинцы захотелось? Если не захотелось, то выполняй приказ и сними неуставной символ пацифизма с формы.

Капитан Февраль глядит на Стропилу.

— А это еще кто? Докладывай, морпех.

Стропила заикается, никак не может доложить.

Отвечаю за него:

— Это младший капрал Комптон, сэр.

— Отлично. Добро пожаловать на борт, морпех. Шутник, этой ночью можешь здесь поспать, а с утра направляйся в Хюэ. Завтра сюда Уолтер Кронкайт должен прибыть, поэтому дел у нас будет много. Нам нужны хорошие, четкие фотографии. И мощные подписи к ним. Привези мне снимки мирных жителей из аборигенов, и чтобы они были после казни, с руками, завязанными

за спиной, ну, ты знаешь - заживо похороненные, священники с перерезанными глотками, мертвые младенцы. Хорошие списки потерь противника. И не забудь соотношение убитых прикинуть. И вот что еще, Шутник...

— Что, сэр?

— Никаких фотографий с голыми. Только если изувеченные, тогда можно.

— Есть сэр.

— И еще, Шутник...

— Что, сэр?

— Постригись.

— Есть, сэр.

По пути мы со Стропилой заходим к Чили-Барыге с Дейвом и Мистером Откатом. Я даю Стропиле обычную куртку с нашивками 101-й воздушно-десантной дивизии, пришлепанными тут и там. На моей армейской куртке - знаки 1-й воздушно-десантной. Я беру два потрепанных комплекта армейских петлиц для воротника, и мы цепляем их на свою форму.

Теперь у нас новые звания - мы армейские сержанты 5-го полка. Чили-Барыга с Дейтоной Дейвом и Мистер Откат превратились в обычных сержантов 9-й пехотной дивизии.

Мы идем жрать в армейскую столовку. Тут еда хорошая. Торты, ростбифы, мороженное, шоколадное молоко - сплошь одни центра. В нашей собственной столовке дают только кашу-малашу и ломтики жареной говядины на тостах, а на десерт - арахисовое масло и бутерброды с мармеладом. Все сладкое.

— Когда Топ обратно вернется?

Чили-Барыга отвечает: - Завтра, может. Февраль снова твоим воспитанием занялся?

Киваю.

— Шакал поганый. Он явно чокнутый. Дошел уже до того, что жене в подарок решил вьетнамскую крысу послать.

Дейтона говорит:

— Именно так. Но и Топ из шакалов.

— Но Топ-то хоть правильный человек. Я что имею в виду: в Корпусе он как дома, нас вон как заставляет свое дело делать, но он хоть всякой хуйней не достает. Шакал - это когда человек злоупотребляет властью, которой обладать не достоин. И на гражданке таких полно.

После хавки возвращаемся в нашу хибару, играя по пути в догонялки. Запыхавшись и продолжая смеяться, останавливаемся на минутку, чтобы опустить зеленую нейлоновую материю, прибитую к сараю снаружи. Ночью они будут удерживать тепло внутри, а дождь -снаружи.

Валяемся на шконках и треплемся. На потолке шестидюймовыми печатными буквами красуется лозунг военных корреспондентов:

МЫ ВСЕГДА ИДЕМ ПЕРВЫМИ И ЖИЗНЬ ГОТОВЫ ОТДАТЬ ЗА ПРАВДУ.

Мистер Откат травит байки Стропиле:

— Единственная разница между военной байкой и детской сказкой состоит в том, что сказка начинается с «Жили-были...», а байка с «Чистая правда». Ну так вот, слушай внимательно, салага, потому что все это чистая правда. Февраль приказал мне играть с ним в «Монополию». С самого утра и до самого, блять, вечера. Каждый ебаный день. Подлей шакала человека нет.

Когда кладешь на человека хер, ответка будет, рано

или поздно, но только еще сильней.

Мистер Откат запаливает косяк.

— Да ты больше всех с ними корешишься, Шутник. Шакалы с шакалами и водятся только.

— Никак нет. У меня столько операций, что они мне и слово сказать боятся.

— Операций? Чушь,- Мистер Откат поворачивается к Стропиле. - Шутник и в бою то ни разу не был. Об этом так просто не расскажешь. Как про «Гастингс».

Чили-Барыга прерывает его:

— Погоди, дак ты не был же на Операции «Гастингс». Тебя и в стране-то даже не было.

— Говна наверни, ага, а потом рот открывай. Крыса. Я был там, парень. В самом пекле был.

Я фыркаю.

— Байки.

— Так, значит? Ты здесь сколько пробыл-то, Шутник? А? Сколько ты находишься здесь, мать твою? А тридцать месяцев не хочешь, крыса? У меня уже тридцать месяцев здесь, еб та. Так что был я там, парень.

Я говорю:

— Стропила, не слушай ты эту хуйню, что Мистер Откат несет. Иногда он думает, что именно он - Джон Уэйн.