Светоч дружбы. Восточный альманах. Выпуск четырнадцатый - Михаил Иванович Басманов
— Ну и ну, скажу я вам… — брезгливо поморщился Шмуэлик.
— Они помрут, — отозвался солдат по имени Шломо.
— Ну и черт с ними, — заявил Арие.
— Страшно! — воскликнул Шломо.
— Я бы пристрелил их для их же пользы. Они уже не жильцы на белом свете, — сказал Арие.
— Они помрут, вот увидите, они не выживут, — снова повторил Шломо.
И мы пошли вперед по дороге не оглядываясь, пока не свернули налево.
V
Наконец отделение вступило в деревню. Мы пробирались вниз по одному из деревенских переулков, готовые к любым неожиданностям. Пройдет ли здесь «джип» — вот что сомнительно. Все вокруг было спокойно. Казалось, что в домишках за глиняными заборами течет обычная жизнь, такая же, как вчера, может быть, только немного более тревожная; что люди продолжают, как и многие поколения до них, ткать вечное полотно жизни — ниточка к ниточке, ряд за рядом. Они подобны муравьям, подбирающим каждую крупинку, одну за другой — так просто, без определенной цели, чем больше, тем лучше…
Но вдруг что-то нарушило безмятежный покой. Там и сям вверх поплыли облачка дыма — здесь все так отсырело и с трудом загорается, — затем раздался новый мощный взрыв, а вслед за ним послышался протяжный вой и причитания. Сначала казалось, что крики скоро утихнут и люди успокоятся, когда увидят, что никого не убивают. Но не тут-то было! Крики продолжались, набирали силу, становились все более громкими, даже вызывающими — прямо мороз подирал по коже. От них некуда было скрыться, нечем отвлечься. Конечно, можно было презрительно пожать плечами, перекинуться насмешливыми взглядами с товарищем и продолжать идти дальше — и все же факт оставался фактом. Эти крики походили не на кудахтанье перепуганных до смерти кур, а на рев раненой тигрицы, которую боль лишь раздражает, придавая новые силы. То был вопль приговоренного к смерти, бросающего с ненавистью вызов своим палачам. Он словно возвещал: «Я не сдвинусь с места, ничего не отдам, умру, но не дам себя тронуть!» Казалось, его исторгают даже камни…
Грозный крик становился все громче и громче, лишь изредка прерываясь на короткое мгновение, как бы для того, чтобы перевести дыхание. И тогда можно было даже услышать, как где-то невнятно переговариваются люди.
— Что они там так раскричались, почему? — не смог удержаться от вопроса наш радист.
— Будто злого духа увидели, — сказал Шломо, сморщившись, точно у него под ухом скребли по жести.
В деревне творилось что-то невообразимое. Отчаянно мычала корова, назойливо и отупело, пытаясь, видимо, хоть таким образом обрести точку опоры в этом обезумевшем мире.
И тут мы почувствовали себя так, будто вот-вот подвергнемся внезапной атаке. Стены чужих домов буквально надвигались на нас, окружали со всех сторон, затевая что-то недоброе и коварное. Казалось, что мы отрезаны от всего мира, что никто не придет нам на помощь и неизвестно, откуда последует удар.
Между тем мы оказались на каком-то перекрестке и решили проверить, что творится в ближайших домах. Но они были пусты, как после неожиданной катастрофы. Тревожная тоска разъедала душу. Ужасный вой периодически прекращался, переходя в подобие жалобного причитания или хриплого плача. Он потерял прежнюю силу и настойчивость. Наверное, людям стало окончательно ясно: все потеряно, ничто уже не поможет и ничто не изменится.
Вдруг калитка в одной из глиняных стен зловеще пустого дома отворилась и из нее выскочил парень. Он, видимо, думал, что мы уже ушли, а потому страшно испугался, увидев нас, и пустился бежать что было сил.
— Стой, собака! — крикнул Габи, дав очередь из пулемета у него над головой. Парень перепрыгнул через камень и упал, приникнув к земле. — Встать! — приказал Габи. — Встать, говорят тебе.
Парень послушно встал. Он весь дрожал от страха. Габи направил на него пулемет и сказал, обращаясь к нам:
— Посмотрите только на это дерьмо!
И тут же кто-то сделал одиночный выстрел из автомата. Пуля пролетела на волосок от головы парня. Тот отскочил назад, заслонившись руками, и застыл на месте, втянув голову в плечи.
— Подойди сюда, — приказал Габи по-арабски. Парень попытался сдвинуться с места, но ноги явно не слушались его. В конце концов ему удалось оторвать их от земли, но тело было словно парализованное, а лицо без единой кровинки, даже не бледное, а какое-то желтое. Глотнув слюну, он подошел, попытался что-то сказать, но не смог произнести ни звука, хотел улыбнуться, но, кроме нелепой гримасы, ничего не получилось. — Что ты здесь делаешь? — начал допрос Габи.
Парень по-прежнему тщетно пытался улыбнуться и что-то проговорить в ответ.
— Ну и ничтожество, — сказал Габи, показывая на него пальцем.
Молодой араб с щеточкой черных усов непрерывно облизывал губы. Можно было подумать, что для него нет сейчас ничего важнее. Он стоял с потерянным видом, прижав руки к груди, и, видимо, никак не мог понять, что случилось, почему вдруг почва ушла из-под ног, почему фортуна так изменила ему.
— Что он здесь крутится? Из-за таких вот подозрительных типов и происходят всякие неприятности.
— Просто не успел убежать, — сказал Шломо, оглядываясь по сторонам.
— А почему? Нет, нет, здесь что-то не то. Знаю я таких субчиков. Они голову морочить мастера. Артист!
— Ему,
