Не бойся Жнеца - Стивен Грэм Джонс
– Мне надо это знать? – спрашивает Баннер.
– По Главной улице бродят подростки, – говорит Харди, откашливаясь.
– И что? – спрашивает Баннер.
– Ничем хорошим это не кончится.
Возразить Баннеру нечего.
– Открыть дверь мне хотела твоя дочка, – говорит Харди, имея в виду наружную дверь, заклеенную скотчем. То есть Эдриен не осталась сидеть в кресле, как ей было велено. Надо же!
– Наружная дверь больше не открывается, – говорит Баннер, считая, что забивает гвоздь в крышку собственного гроба. – Лета вышла через эту.
– Куда она направилась? – Наверное, Харди видел, что ее грузовичок запаркован здесь же, на стоянке для инвалидов.
– С Дженнифер Дэниэлс, надо полагать. – Подбородком Баннер указывает за спину Харди.
Тот поворачивается, смотрит на бушующую белизну, за которой прячется озеро, качает головой.
– Боюсь, из этого тоже ничего хорошего не выйдет.
Он заталкивает в помещение ходунки и заходит сам.
Баннер придерживает дверь и говорит себе: сейчас из снега явится Лета. Ну, давай же, давай.
Но Леты нет, он ждет еще какое-то время, но впустую.
«Хотел бы он остановиться, но сделать это нелегко».
Это первая строчка одной из дурацких песен в стиле кантри, которые так любил его отец. Они навсегда оставили отпечаток в его душе, сердце, повлияли на психику.
Будь у него выбор, он предпочел бы песню Фила Коллинза «Сегодня в воздухе». Стоит ему закрыть глаза, он видит себя на пристани. Он стоит, как Памела Вурхиз из «Фредди против Джейсона», которая смотрит на тонущего в Хрустальном озере Джейсона. И по какой-то причине не кидается в воду его спасать.
Потому что вытаскивать кого-то из воды – это дело вожатых? То есть спрос с них, виноваты они.
Или… зловещая, конечно, мысль… может, прийти на помощь не позволяет ее сын? И если он утонет, она будет спасена, освободится от бремени материнства, с которым Элиас оставил ее наедине? Или в последних конвульсиях сына она видит сладкую месть, которую воплощает в жизнь? И какая-то ее часть всегда лежала под узкой койкой в той хижине Кровавого Лагеря, она прижимала к груди стрелу, чье шероховатое острие так и рвалось проткнуть тонкий матрас?
«Вполне возможно», – думает Клод Армитедж.
Он понимает, каково это – лежать в густой темноте и ждать, когда сможешь о себе заявить. У него раздуваются легкие, когда кровать скрипит под весом двух людей, не знающих, что́ им уготовано и как это будет чудесно.
Он хотел бы себя остановить, да, но это не так-то просто. Управлять своими мыслями, желаниями, потребностями ты не можешь.
Но можно, пока отец на работе, согнуть через колено все его клюшки для гольфа – этот металл так здорово гнется. Можно, когда отец крушит сломанной отверткой твою коллекцию игрушечных манекенов, поднести зажигалку к конверту каждого из его фирменных альбомов в стиле кантри, поводить под ними алчущим пламенем и слегка подпалить конверт – кому он нужен, этот дурацкий конверт? Расплавить надо виниловый диск, чтобы стал липким.
Джонни Пейчек, Тэмми Винетт, Томполл Глейзер, Билли Джо Шейвер – он трудился почти до восхода солнца, пришлось даже заправлять зажигалку, но оно того стоило.
Тогда он и не думал говорить себе «остановись».
В отместку, пока на следующей неделе он был в школе, отец размотал все его видеокассеты со слэшерами и оставил их скрученными, переливающимися и навсегда сморщенными у телевизора, будто на последнем издыхании они ползли к единственному известному им дому.
Легко не получается, но выход Клод нашел: закончить школу раньше срока с хорошими отметками, сорваться на учебу в колледж, зарабатывать на чем придется и никогда не оглядываться, прихватив с собой только имя и фамилию.
Из всех масок, смотрящих со стен его кабинета, в мрачные минуты он надевает на себя одну, которую забрал с собой, когда уезжал из Коламбуса, штат Огайо. Это ковбойская шляпа отца; он всегда уверял, что именно ее носил Джонни Ли в фильме «Городской ковбой» – на эту картину он просто молился. Шляпа слегка помята и потерта, поля подкручены и знавали лучшие времена, круг пропитан по́том до такой степени, что можно делать анализ ДНК и подтвердить или опровергнуть ее подлинность. Ее нельзя злодейски опустить на лоб, иначе ничего не увидишь, когда будешь делать свою грязную работу, зато спереди у нее лента с пушистым пером, и выглядит шляпа идеальнее некуда.
Еще лучше то, что у отца ее больше нет.
Но эта шляпа, а еще очки для сварки ей в пару появляются только по самому особому случаю.
А сейчас на льду все равно никого нет, и на нем резиновая маска, как у Девочки на велосипеде из сериала «Ходячие мертвецы». Зомби к слэшерам обычно не имеют отношения, разве что «Пятница, тринадцатое, часть 6», где Джейсон либо живет, либо кого-то караулит, но лицо Девочки на велосипеде… Глупо, конечно, Клод и сам знает, глупо и даже неловко, но…
Вот бы сняли сиквел к «Занавесу».
Самое простое – натянуть на себя маску колдуньи для классической сцены катания на льду, рубец от которой остался у целого поколения, но настоящий фанат легких путей не ищет. Нет, подлинный ценитель пользуется тем, что известно о маске капитана Кирка из «Звездного пути», заменившей клоунскую маску Эммета Келли в «Хэллоуине». Когда эту маску, два года взиравшую на мир из-под кровати продюсера Дебры Хилл, вытащили для съемок сиквела, на ней были желтые пятна от выкуренных Деброй сигарет.
В этом была главная прелесть, которой никто не мог и предположить: маска меняется вместе с историей. Конечно, на хоккейной маске Джейсона видны шрамы от ударов мачете и топорика, но даже притом, что грим накладывают разные команды гримеров, Фредди от начала до конца выглядит примерно одинаково. Призрачное лицо тоже остается неизменным от одной серии к другой – по крайней мере, чисто внешне. Кукла Чаки, как и Джейсон, травмы выносит на всеобщее обозрение, но его маска – это все его маленькое тело. Кожаное лицо всегда сушит новый кусок кожи на бельевой веревке в зависимости то ли от дня недели, то ли от настроения, но, как писала в своих работах Джейд, «этот чувак не слэшер». Внешне похож, но не более того.
Хотя эта ведьма в «Занавесе»…
Если бы снимали сиквел, даже несколько, той же маской никого не испугаешь, так? Конечно, омерзительный образ «злой королевы в диснеевском зеркальце» никуда не денется и все равно будет пугать, как маска свиньи в «Пиле», но… Что, если уже во втором фильме эффект пропадет?
