Комикс - Ксавье О. Холлоуэй
Эвил прогрызает пленку.
Затемнение.
Слышно, как Эвил отплевывается, ревет и кашляет. Одновременно громче прежнего звучит спокойный голос Эллы:
– Все только начинается… Ха-ха-ха… Но не для тебя.
Звездочет
Пасмурно. Срывается снег, но ветра нет. Не очень холодно. Фил сидит на веранде своего дома и пьет горячий чай. У его ног лежит Джек. Подъезжает полицейская машина. Выходит Уэйд – волосы слегка в беспорядке, небритый, зеленый шарф, тяжелое серое пальто. Он открывает багажник, достает ящик и поднимается на веранду. Джек не обращает на него внимания.
– Здорóво, Фил! – Уэйд с грохотом ставит ящик на пол. – Вот, как обещал! Двенадцать бутылок двенадцатилетнего виски! Односолодовый и вся эта ирландская хрень в придачу! Виски я терпеть не могу, но в магазине сказали, что это лучший из того, что у них есть.
– Здорóво. В следующий раз ром привези.
– А че ты сразу не сказал-то? Я бы тебе сейчас ром привез.
– В следующий раз привезешь.
– Ты не охренел столько пить?
– Нет. Ты же в следующий раз объявишься опять лет через пять. Мне как раз хватит.
– Жизнь, Фил, меня закрутила. Очень сильно закрутила. С этой работой я…
– Совсем забыл друзей.
– Да…
Уэйд садится на лавку рядом с Филом, достает сигарету и пытается закурить.
– Здесь курить нельзя.
– Твою мать, мы же на улице!
– Ева не любила курево.
– Но мы же на улице!
– Мы на веранде. Провоняет все.
– Слушай, да ты псих же! Столько лет прошло. Я ведь не выдержу без курева. Ну, хоть одну?
– Нет.
– Я думал, мы друзья.
– У меня только один друг.
– А чего он такой тихий сегодня? В прошлый раз готов был мне глотку перегрызть.
– Он, как и я, уважает честных людей.
– О-о… Какие вы нежные. Может, выпьем тогда? А то прохладно, курить нельзя. Что еще делать-то?
– Пойду принесу стаканы.
Фил встает. Уэйд кричит ему вдогонку:
– А, может, внутри? Прохладно же.
– Джек гуляет. – Фил заходит в дом.
– Да он же просто лежит! Он же… Тьфу ты! – Уэйд достает сигарету. Джек рычит. – Да блядь, дайте хоть понюхать! – Проводит сигаретой под носом. – Сил с вами нет никаких. У нас даже в камерах дают курить. Иногда.
Фил возвращается со стаканами и тарелкой с хлебом, ставит на стол и снова уходит.
– Вот же, никогда никуда не торопится. Все, как раньше. Словно опять в сонное царство попал. – Уэйд уходит к машине, облокачивается на нее и закуривает.
Снег перестает, через прогалины в небе выглядывает солнце и окрашивает деревья в имбирно-красный цвет…
Минут через десять выходит Фил с дымящейся сковородой и тарелкой овощей. Уэйд выбрасывает вторую сигарету за машину, семенит на веранду и на ходу кричит:
– Да ты прямо уют организовал!
– Не люблю пить на голодный желудок. Доставай что ты там принес.
Уэйд вынимает бутылку из ящика, откупоривает и разливает виски по стаканам. Садится.
– Руки чистые? За углом все еще есть умывальник.
Уэйд качает головой, встает и уходит за угол. Через минуту возвращается умытый, посвежевший, с приглаженными, немного влажными волосами. Показывает руки Филу и садится:
– Вот же она выдрессировала тебя.
– Что плохого в том, чтобы поесть нормальную еду чистыми руками?
– Ничего.
– Если хочешь нажраться, то езжай в бар.
– Ну хорош уже, ладно? Давай поедим – черт с ней с выпивкой. Я обожаю жареные колбаски! С яичницей!
Фил осторожно перекладывает из сковороды треть на бумажную тарелку и ставит на пол перед Джеком. Джек встает и принимается есть. Уэйд улыбается. Фил раскладывает по двум тарелкам оставшуюся яичницу и колбаски, берет хлеб и неспешно ест. Уэйд повторяет все действия за ним, но не выдерживает и берет стакан:
– Давай выпьем, Фил. За тебя!
– За Еву. Первый тост всегда за Еву.
– Хорошо.
– Не чокаясь.
– Хорошо. Ева, за тебя! Ты была отличной женой! Так выдрессировала мужика и собаку, что хоть в цирке выступай! – Уэйд выпивает полностью свою порцию, а Фил – свою.
– Знаешь, Фил, я ведь тоже, похоже, влюбился. – Уэйд хватает хлеб и откусывает почти половину.
– Да?
– Да, в проститутку одну, стриптизершу.
– Нет, ты не влюбился.
– Вот что ты за человек, а? Что ни скажет – все поперек!
– Когда любишь женщину, то не называешь ее проституткой, потому что идеальнее любимой женщины нет на свете.
– Я же не в переносном смысле! Она работает проституткой и еще стриптизершей. У нее работа такая, понимаешь?
– Все равно. Это неуважение.
– Какое, к черту, неуважение? Каждый где-то работает. Твоя жена ведь тоже в тебя когда-то влюбилась. Она же не стыдилась, что влюбилась в кладбищенского сторожа или кем ты там был до сторожа? Звездочетом?
– Астрофизиком.
– Вот я и говорю!
– Мы полюбили друг друга еще когда в школе учились.
– А, ну да… Кому я это рассказываю?.. В прошлом веке?..
– Да.
– Окей. Она же не стыдилась тебя, когда ты устроился сюда? Вот так и я не стыжусь своей за то, чем она занимается.
– Дело не в этом. Дело в том, что ты назвал ее проституткой. Если бы ты сказал, что влюбился в самую красивую женщину на свете, то тогда я бы поверил. А у тебя интрижка, и ты комплексуешь из-за того, что она трахается с кем-то за деньги.
– Блядь, вот ты нудный… Можешь же настроение обосрать. – Уэйд наливает еще виски. – За тебя теперь можно?
– Да.
– За лучшего психоаналитика на этом кладбище! – Чокается с Филом. Отпивает половину и принимается молча есть. Фил отпивает столько же.
– Обиделся, что ли?
– Да.
– На правду не обижаются.
– Еще как обижаются.
– Я не хотел тебя обидеть, Тео.
– Откуда ты, черт возьми, знаешь?! Может, это самая красивая проститутка на свете! Да это, блядь, так и есть! Ты же слова не даешь сказать!
– Хорошо, извини.
– Ладно. – Уэйд выпивает остаток виски.
– Так что тебя тревожит?
– С чего ты взял, что меня что-то тревожит?
– Если бы не тревожило, то у тебя было бы свидание с ней, а не со старым сторожем и его собакой на кладбище.
– Да уж… Ну ты и… – Уэйд задумывается. – Мне иногда кажется, что вся моя
