Паук - Ларс Кеплер
Один из техников отходит в сторону, тщетно пытаясь сдержать слёзы. Он стоит спиной к остальным, делает вид, что изучает карту, затем вытирает лицо и возвращается к работе.
— Рэнди, что там? — спрашивает Петтер.
— Это слишком долго! — кричит Сага.
— Обзваниваем всех, кто…
— Мне кто‑то звонит, — перебивает Йона и поднимает телефон.
— Тихо! — орёт Петтер.
— Йона Линна.
— Это Ниссе Хайден, — слышится хриплый голос.
— Вы успели взглянуть на фотографию крыла?
— Я позвонил вам, как только получил сообщение.
— Можете сказать о нём что‑нибудь конкретное? — спрашивает Йона.
— Да. Это нимфалиды, без сомнений. В Швеции в дикой природе не встречаются, но… подождите, дайте мне посмотреть… Это Limenitis… archippus. Нет, Limenitis iphiclus, как описал Карл Линней. Обитают в Центральной и Южной Америке, одна из многочисленных так называемых «бабочек‑сестёр» из‑за белых отметин на крыльях… «Сестра» — в смысле монахини, понимаете?
— Ладно. Где в Швеции можно найти такую бабочку? — спрашивает Йона и снова смотрит на часы.
— Точно не в «Доме Бабочек» в Хаге, но, возможно, в «Музее естественной истории» или у коллекционера… Я могу быстренько обзвонить.
— Это очень срочно, — говорит Йона и заканчивает разговор.
— Сёстры, монахини… Какие у нас есть монастыри? — спрашивает Сага.
— Монастырь сестёр Святого Франциска в Шёвике, женский монастырь в Линчёпинге, монастырь Дочерей Марии в Энчёпинге, — перечисляет Манвир, разворачивая к остальным экран ноутбука.
— Итак, у нас Королевский драматический театр, монастыри, — подхватывает Грета. — Бабочки, Виктор Гюго, Франция, Нотр‑Дам, «Мария Тюдор».
Голос у неё дрожит, и она умолкает.
— Нотр‑Дам — это Мария, — говорит Сага. — И есть монастырь Дочерей Марии в Энчёпинге. Не знаю, к чему это нас подведёт, но проверьте: есть ли у Франчески Бекман связь с Энчёпингом, с этим монастырём?
— Занимаемся, — отвечает Рэнди.
Йона на несколько секунд закрывает глаза, пытаясь нащупать связь.
— Вид бабочки — Limenitis iphiclus, — говорит Манвир. — У греческого полубога Геракла, которого римляне называли Геркулесом, был общий с Ификлом отец. Они были сводными братьями‑близнецами. Это редкое явление, называется суперфекундация, когда…
Он замолкает и смотрит на экран телефона.
— Подождите, мне звонит театральный критик.
Йона берёт трубку и включает громкую связь.
— Никогда раньше не видел этой картинки, — возбуждённо говорит Лейф Церн. — «Мария Тюдор» — пьеса о Марии I Английской, более известной как Кровавая Мэри… — Продолжайте, — просит Йона.
— Полагаю, Виктор Гюго, будучи французом, получил немалое удовольствие, одарив английскую королеву любовником: вымысел имеет право на свою правду. В любом случае этот любовник, Фабиано Фабиани, в конце концов обезглавлен, несмотря на её любовь к нему, — продолжает Церн, слегка покашливая. — А на этом снимке из «Драматена», конечно, актёр Георг Дальквист, он был ещё и оперным певцом…
— Благодарю за помощь, — перебивает его Йона и завершает звонок.
— Слушайте. На фото — актёр Георг Дальквист. Его именем назван парк в Хёгерстене, где живёт сестра Франчески Бекман.
— Сёстры‑бабочки, — говорит Сага. — Петтер, проверьте, дом сестры рядом с парком Георга Дальквиста?
— Давай же, — шепчет Сага.
— Она живёт в вилле на Санкт‑Миккельсгатан, прямо выходящей в этот парк, — отвечает Петтер.
Глава 34.
Франческа стоит на груде обуви и зонтов в платяном шкафу, зажатая между зимними пальто, складными стульями, пакетами с пустыми бутылками, гладильной доской и стремянкой. Она обеими руками сжимает маленькую фарфоровую ручку, удерживая дверь закрытой.
В доме снова тихо.
Кровь грохочет в ушах, когда она чуть‑чуть приоткрывает дверь, чтобы лучше слышать.
Злоумышленник, судя по звукам, выходит из кухни и останавливается в коридоре.
Если бы он сразу поднялся наверх искать её, она смогла бы броситься по коридору в гостиную и выскочить через заднюю дверь, пробираясь через цепочку садов, пока не наткнулась бы на соседей.
— Боже, помоги, — тихо молится она. — Приди и спаси меня. Аминь, аминь. Маранафа. Приди, Господи Иисусе.
Она слышит цокот когтей Оки в коридоре, а затем тяжёлые шаги незваного гостя.
Франческа закрывает дверь плотнее, вцепившись в ручку, чтобы та не дёрнулась.
Оки останавливается возле шкафа.
Она замирает, не в силах вдохнуть.
Тяжёлые шаги проходят мимо, и сквозь щель в двери она успевает заметить, как тень человека двигается к гостевой.
Её сумка и куртка лежат там на кровати.
Она делает глубокий, едва слышный вдох.
Он входит в спальню и замирает.
Он, должно быть, знает, что она уже дома.
Он отдёргивает шторы, заглядывает под кровать, в шкаф, а потом возвращается в коридор и открывает дверь ванной.
Когда она забивалась в шкаф, левая нога осталась в странном положении, упершись в пару крепких ботинок, и теперь онемела до боли.
Ей нужно слегка сменить позу, но, когда она пытается переместить ногу, звенят пустые бутылки.
В коридоре тишина.
Рука дрожит на дверной ручке.
Франческа вдруг думает о Джонни. Ей нужно поговорить с ним как с психотерапевтом, понимает она; наверняка есть способ достучаться. В панике она судорожно пытается вспомнить, что раньше его успокаивало.
Незнакомец снова двигается, проходит мимо шкафа.
Лестница скрипит под его весом, и Франческа узнаёт звяканье подвесной занавески из бус наверху.
Она приоткрывает дверь шире и слышит, как шаги удаляются.
Затаив дыхание, она выглядывает.
Коридор пуст.
«Серьёзная и непосредственная угроза», — вспомнила она слова полицейского.
Они пытались предупредить её, что у Джонни новый пояс смертника? Что он уже в пути?
Пластиковые бусины в дверном проёме комнаты сестры перестают дребезжать.
Гладильная доска с глухим стуком падает на пальто, когда Франческа выскальзывает из шкафа.
У неё подкашиваются колени, тело заливает волна адреналина.
Она бросается к стеклянным дверям и проскальзывает в гостиную, ударяясь бедром о пуфик. Подбегая к двери на веранду, она понимает, что та заперта: ключ остался на кухне.
Сверху снова бренчит занавеска из бус.
Франческа падает на колени и просовывает пальцы под резиновый уплотнитель кошачьей дверцы, отжимая её.
Всё тело трясётся, когда она ложится на спину, придерживает створку и, отталкиваясь ногами, протискивается. Голова выскакивает в прохладный воздух снаружи.
На бледном вечернем небе плывут облака.
Она уже не видит, есть ли кто‑нибудь в гостиной, и её
