Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье
Автомобиль постепенно наполнялся дымом, но окна были плотно закрыты. Алексей поморщился, дышать становилось тяжело и неприятно. Алексей скорчился в кресле, уткнув нос в воротник пальто.
Господин Туманов курил, время от времени поглаживая пухлой рукой руль. Пистолет выглядел игрушкой в его огромных руках. Медленно, будто с удовольствием, он поместил каждый патрон на предназначенное ему место.
Алексей заставил себя ждать и не предпринимать попыток разбить гнетущую тишину. Наконец Туманов вздохнул и затушил остаток сигары в автомобильной пепельнице[91]:
– Ай-я, Алексей Фёдорович, сколько же от вас неудобств, вы бы только знали!
От его игривого тона стало ещё страшнее.
– Мешаете вы мне, – прижав пистолет к сердцу, проникновенно сообщил Туманов. – Так сильно мешаете, что я уже готов с вами проститься. Анне Юрьевне стало лучше, за это спасибо. А в остальном… ох мешаете…
Алексей молчал, выглядывая из воротника пальто. Ум его метался, не в силах выбрать, какую задачу решать первой: спасаться из очевидно небезопасной ситуации или сначала проверить озарившую его догадку. Металлический запах в автомобиле всё сильнее смешивался с табачным, игнорировать его становилось всё труднее.
– Андрей Давидович, это ведь вы – заказчик, для которого Афоня и его люди ограбили поезд? Это же ваш порох был в церкви?
Алексей слышал свой голос, произносящий слова, и холодел от ужаса. Неприятно признавать, но, судя по всему, у него совершенно атрофирован инстинкт самосохранения, а вот процент глупости изрядно повышен. Вполне вероятно, что только что он значительно сократил время своей жизни.
Туманов в изумлении развёл руками:
– Ну вот зачем вы вынуждаете меня быть грубым, я этого не люблю… Позвольте…
Он внимательно глянул в лицо Алексея, примеряясь, и аккуратно приложил пистолет к самой середине лба.
– Вы не представляете, какое удовольствие доставит мне ваша смерть!
Туманов по-прежнему ласково улыбался, но губы его подрагивали от тщательно сдерживаемой ненависти. Алексей вдруг улыбнулся, развеселившись от ситуации, поднял указательный палец и отодвинул дуло пистолета в сторону:
– Андрей Давидович, вы же не хотите забрызгать моей кровью новый автомобиль? Хлопотно её оттирать, поверьте хирургу. Вот если бы вы достали удавку, я бы беспокоился, а так… Но раз уж мне недолго осталось, удовлетворите моё любопытство. Вы убили Малиновскую? Никак не могу понять, каким образом. Макрушин утверждал, что она застрелена, но ведь это неправда! Выстрелов не было. Зря, кстати, вы забрали пистолет с места преступления, хотя понимаю, вещь красивая.
Внезапно Туманов тоже улыбнулся, хотя взгляд его по-прежнему был напряжён. И произнёс несколько даже сочувственно:
– Как же вам хочется всё знать… Вы так настырно суёте нос в чужие дела, что даже смерть вас не пугает!
– Признаюсь, мне и самому это странно, – покивал Алексей.
Туманов криво усмехнулся:
– Эта дура пока на Анну Юрьевну кричала да пистолетом трясла, ко мне спиной повернулась. Никогда ведь не знаешь, какая глупость в твоей жизни окажется последней, правда? А я ужасно не люблю, когда на Аннушку кричат! Да никто ранее и не осмеливался… Там, в церкви, ваза каменная была, с цветочками, у гроба покойного Дмитрия Аполлоновича стояла. Как раз мне по руке оказалась. Она и осталась, можете в развалинах поискать!
– И что же потом, вы подожгли церковь, чтобы скрыть тело?
Туманов фыркнул:
– Как такая глупость вам в голову пришла? Малиновская сама, когда падала, уронила большой подсвечник, да прямо на занавесь, вышитую такую, не знаю, как в ваших церквях они называются. Пока мы с Анной Юрьевной проверяли, жива ли она, пожар и занялся… Оставалось только бежать, пока огонь до пороха не дотянулся…
Туманов легко и с каким-то удовольствием рассказывал о том, что произошло в церкви. Совершенно успокоившись и осмелев, Алексей протянул руку и толкнул открывающуюся часть лобового стекла. Холодный воздух потёк в щель, позволяя наконец нормально вдохнуть.
Алексей кивнул на ящики с оружием.
– Для чего вам был нужен порох? И это всё? Вы ведь… не революционер?
Туманов отвернулся, опустил пистолет себе на колени и устало протянул:
– Мне до вашей революции дела нет, как и до войны России с немцами. У меня… своя война.
Туманов о чём-то задумался, а Алексей вдруг понял, что в действительности означает главная заповедь сыщика «слушай внимательно всегда», особенно тех, кто притворяется пьяным. Любую тайну тяжело хранить, она давит и заставляет мучиться. Человек хочет высказать то, что жжёт ему язык, и ищет для этого безопасный способ. «Пьяная болтовня» – хороший вариант: и человеку облегчение, и прислушиваться не будут. Алексей усиленно вспоминал, что же Андрей Давидович говорил ему ранее, на именинах Вельской. А говорил он об изгнании армян и о том, что Анна Юрьевна дала ему дом…
Алексей осторожно заметил:
– Вы отправляете оружие и порох на свою родину?
– Порох сгорел, вы ведь знаете! – пробурчал Туманов. – А он так нужен! Всё из-за какой-то глупой бабы… А он так нужен! Да, вы правы, оружие идёт повстанцам в Турцию! Пока ваш русский царь делит карту с европейцами, армяне пытаются отвоевать у турок обратно свой дом, землю, на которой жили тысячи лет! Озеро, в котором купались прадеды. Дом из глины, в котором родилась мать. Это важнее всего.
Туманов не глядя поднял руку и вновь направил пистолет на Алексея:
– Вы не сможете помешать мне. Ничто не может мне помешать.
Алексей похолодел. Теперь понятно, почему Туманов так запросто рассказал ему об убийстве Глафиры Малиновской и о поставках оружия, он уверен, что жить Алексею осталось недолго и информацию эту он никому не успеет передать. Вновь стало страшно. Скоро Туманов поймёт, что пистолет не заряжен, но помощники не дадут ему уйти.
Не зная, каким образом ещё тянуть время, Алексей глупо спросил:
– Одного не пойму… Я хожу у вас по пятам уже несколько недель, ищу убийц Глафиры Степановны, а мешать стал как будто только вчера. Почему же?
Туманов повернул голову, разглядывая Алексея, будто видит в первый раз. Скривился:
– Прежде вы забавляли меня… своим расследованием. Ваша участь давно предрешена. Но ранее вы не претендовали на моё место.
– О чём вы?
Алексей лихорадочно соображал. Чутьё подсказывало ему, что речь идёт об Анне Юрьевне, но в чём именно дело, он понять не мог. И вдруг в памяти всплыло ещё одно пьяное откровение Туманова: «Если нет денег, красоты и таланта, остаётся быть незаменимым». В тот момент,
