Спиритический сеанс графини Ельской - Елизавета Вейс
– По моей вине сестра заболела. Но мне требовалось ехать в столицу: готовиться к службе при дворе.
Огромный стеклянный стакан, в который он сам же себя заключил, лопнул. И Мария вздохнула с облегчением, вслушиваясь в хриплое дрожащее признание.
– Чтобы хоть как-то успокоить совесть, я пообещал ей привезти лучшую куклу. Из-за бумажной волокиты, условностей и… А в общем-то, это не имеет значения. Так уж вышло, что пришлось задержаться. Но я не переживал, ведь получал письма, в которых меня заверяли, что всё хорошо: Насте по-прежнему нездоровится, но она идёт на поправку. Они молчали до последнего! – Влас Михайлович сорвался на обвиняющий тон. Его вдруг затрясло. – Когда я узнал правду, когда возвратился домой…
– Вы не успели? – Её бросило в холод.
– Не успел, – подтвердил князь, – похороны уже состоялись. Смерть может настигнуть каждого. Как врач, я хорошо это понимаю. Но я должен был быть рядом. Я должен был сделать хоть что-то. Должен был попрощаться.
Он обнажил перед ней своё разбитое сердце, но Мария не знала слов, которые могли бы его собрать. Ей оставалось только податься немного вперёд и опустить ладонь на его кулаки в надежде выказать поддержку через прикосновение.
– Ложь неизбежно ведёт к бесконечным сожалениям, Мария Фёдоровна. Даже если эта ложь во благо.
Стремление к абсолюту – черта, объединяющая многих. Добрые поступки, злые – величины незыблемые, а на то, что посередине, легче закрыть глаза. Да и зачем, если уже решил, что есть только две стороны. Но если бы всё было так просто…
Для Власа Михайловича ложь – это зло. Однако эта же ложь в тот момент могла быть добром для его семьи. Родители князя и его сестра сочли подобный обман единственным верным решением, при котором Влас утвердился бы при дворе и обрёл счастье. И кто же виноват, а кто прав? Мария не знала. Никто не знал.
– Злость более чем понятна. Вам пришлось нелегко. Как и вашей семье. Но вся та боль, живущая в поместье Ранцовых, ведь не принадлежит только вам, вашей матушке, брату или отцу. Она общая. А значит, и бороться надо вместе.
– Полагаете, я не старался говорить с ними об этом?
– Очевидно, что пытались.
– Сотни раз я заводил эту тему. Сотни. В конце концов я сдался.
– Ваша светлость, настаивать на ответах, винить себя и других – это не то же, что разделить общее горе.
Первым его порывом было возразить. Это читалось в том, как целеустремлённо князь разомкнул уста и набрал в грудь побольше воздуха.
– Вы правы, Мария Фёдоровна. Чертовски правы, – добавил он, но уже тише.
«Чертовски». Удивительно слышать подобный выбор слов от самого князя, но ещё более удивительно получать от него согласие, в который раз за последние сутки.
Когда душевная буря Власа хоть и не нашла выхода, но всё же затихла, Мария отняла руку и полностью облокотилась на своё сиденье.
– Что насчёт вас? У вас ведь в семье тоже были потери. Удалось ли вам пережить их совместно? – поинтересовался он.
Влас Михайлович неохотно открывался и редко спрашивал что-либо о ней. Разумеется, это были только её догадки, но складывалось впечатление, что он опасался отыскать меж ними что-то схожее, что-то, что, быть может, могло ему понравиться. Однако сегодня в их взаимоотношениях всё будто перевернулось с ног на голову.
– Видите ли, я бы не назвала эти потери общими. Мама и брат тосковали по отцу, но, к сожалению, я его совсем не помнила. Оттого и не могла поддерживать их так, как им бы хотелось. С отчимом всё наоборот. Он был прекрасным человеком, но ни брат, ни мама не испытывали к нему той же привязанности. Поэтому-то у нас и не вышло. У вас же совсем иная ситуация.
Длинные пальцы князя прошлись по волосам, слегка спутав пряди и взъерошив их. По губам загуляла растерянная, но полная какой-то искренней теплоты улыбка. В эти секунды князь напоминал ей юного мальчишку, который только что получил радостные вести или услышал долгожданную похвалу.
– Годами друзья толковали мне о том же, но я не прислушивался. Вам же хватило одного похода в игрушечную лавку и поездки в карете, чтобы вдохнуть в меня надежду.
Ей стоило немалых усилий, чтобы не опустить глаза и не выдать смущения. Слышал ли он, как громыхало её сердце?
* * *
Ночь.
Маевский воспитательный дом
Завершив обход, князь и графиня направлялись в его кабинет, чтобы немного отдохнуть. После они вновь сменят педагогов, которые остались сторожить спальни.
Всё было спокойно, пока в дверях не появилась встревоженная классная дама. Сквозь одышку Дарья Проскурьевна сообщила, что сегодняшней ночью чуда не случилось: кровати двоих детей пусты.
Сложив руки на груди для лучшей концентрации, Мария вслушивалась в торопливую речь классной дамы, понимая, что как минимум одно имя было ей знакомо. Фая. Та бойкая девочка, рассказавшая о Лиле.
– Но как они выбираются незамеченными? Не сквозь стены же проходят.
Классная дама призналась, что постоянно думает об этом.
– Может, есть потаённый выход? Что здесь было до воспитательного дома? – предположила Мария, изучив взглядом стены и потолок.
– Насколько мне известно, его строили как раз под место для детей. Да и когда обыскивали спальни, ничего подобного не обнаружили, – неуверенно отозвалась Дарья.
– Не забывайте про отворённую дверь, – мрачно напомнил Влас Михайлович.
– Отвлекающий трюк, – тут же отозвалась графиня.
– От спящих детей?
– Ну хорошо, – не стала спорить Мария. – Как решили поступить?
Кто-то остаётся у спален, пока другие прочёсывают здание. По сей час никто из лунатиков, как называли их между собой работники, во время приступов не пострадал, но оставлять их без присмотра было очень рискованно.
– Людей уже распределили. Вам достался коридор, где расположена столовая, – сказала Дарья Проскурьевна. Классная дама покинула графиню только после того, как убедилась, что та помнит, как туда добраться.
Не теряя времени, Мария отправилась в определённую для неё зону поисков на первом этаже. Помимо столовой здесь находилось несколько складских помещений и угловой кабинет, отведённый под занятия музыкой. Он был заперт. Мария убедилась в этом, дёрнув ручку несколько раз, а затем двинулась дальше.
Перемещаясь от двери к двери, она мысленно повторяла указания Власа Михайловича: «Не будить. Следовать рядом и мягко направлять обратно в кровать». Так продолжалось, пока она не достигла столовой, дверь которой
