Убийство в Петровском парке - Роман Елиава
– Именно! – обрадовался Павлов, который будто бы уже и забыл недавнюю выволочку от Трегубова. – И зовут его Василий Терехов. Фамилию сменил, а имя не стал менять!
– Как зовут кондуктора, который ездил с ним в тот день? Он должен подтвердить, что Василий отлучался в Сокольничью Рощу.
– Э, не подумал об этом, простите, – сник Илья.
– Ладно, это сейчас не важно, – никуда кондуктор от нас не денется. Кстати, Сокольники пока конечная станция, значит, там дежурит смотритель, который следит за графиком. Его тоже нужно будет допросить.
– Теперь понятно, почему он убивает на конечных станциях, – сказал Павлов.
– Почему же? – Трегубов с интересом посмотрел на агента.
– Когда разворачивают вагоны, можно незаметно отлучиться.
– Не думаю, – сказал Иван. – В такой момент кучер тоже нужен под рукой. Я бы предположил, что он выбирает эти места из-за того, что на конечных станциях менее людно, особенно поздним вечером и особенно в парках.
– Вы правы, – согласился Илья, – ещё в позднее время большие перерывы, по полчаса бывают. И конка стоит достаточно времени, чтобы найти жертву.
– Думаю, что жертву он ищет среди одиноких пассажирок, – предположил Трегубов.
– Вы снова правы, как я об этом не подумал!
– Еще он неглуп, – продолжал Иван, – он меняет линии, чтобы его не поймали. Вы взяли у старшего смотрителя на конюшне описание внешности Терехова?
– Зачем? Я дождался, когда конка с уставшими лошадьми вернётся в конюшню, и попросил смотрителя показать мне его.
– Как он выглядит? – спросил Иван.
– Такой, с бородой. Обычный мужичок, если честно, встретишь – не подумаешь, что злодей.
– Если бы по внешнему виду можно было бы узнать преступника, мы бы с тобой были не нужны, – философски заметил Иван. – Он сегодня работает?
– Да, можно его арестовать в конюшне при смене лошадей.
Через четыре часа Трегубов и Павлов уже допрашивали Терехова в участке Сокольнической части полиции, расположенном недалеко от рощи. Задержание прошло буднично, без проблем или накладок. Иван взял с собой ещё двух агентов в штатском, чтобы заранее не испугать кучера. Старший смотритель помог организовать засаду и отвлёк внимание кучера, пока к нему сзади подбегали агенты. Затем Трегубов поблагодарил за помощь старшего смотрителя Сокольнической конюшни «Первого общества» и попросил прислать к нему кондуктора, который ездил с Тереховым в день убийства, когда тот будет свободен.
Василий Терехов, или Попов, действительно оказался человеком без особых примет, лет около тридцати. Русые волосы, русая борода, правильные черты лица с небольшим носом, серые глаза. Ни одной черты, за которую мог бы зацепиться взгляд, кроме следа от сильного ожога на ладони и тыльной стороне запястья, который мог быть получен очень давно, быть может, даже в детстве. Василий, не выражая никаких эмоций, смотрел прямо перед собой, прямо между Трегубовым и Павловым.
– Василий Фёдорович, – начал Иван, – Вы знаете, почему Вы арестованы?
– Нет, – сказал Василий, бросив короткий взгляд на Трегубова.
– Вы арестованы за четыре убийства с целью ограбления.
Василий и ухом не повёл, просто сидел, продолжая смотреть вперед, и молчал.
– Ещё Вы арестованы за убийство мадам Дюпон в прошлом году. Помните, Вы к ней кучером устроились работать? И за побег из тюрьмы, – на этот раз Ивану показалось, что мимолетный страх на долю секунды пробился сквозь маску равнодушия, надетую кучером. – Да, мы знаем, что Вы не Терехов, а Попов.
– Терехов я! – громко сказал Василий.
– Послушайте, у нас есть Ваша фотография, сделанная в прошлый раз. Предполагаю, что Ваш ожог даже сняли на фотокамеру, – Иван увидел, как вздрогнул арестованный и понял, что его предположение попало в точку. – Поэтому Вы можете отпираться сколько хотите, но мы возьмем Ваше старое дело и присовокупим к нему новые. И знаете что?
Трегубов видел, как напряженно слушает Василий, молчит, но маска безразличия сползает с лица. Если кучер неглуп, он должен понимать, что ему грозит.
– То, что мы имеем столько доказательств, что Вы не попадёте на каторгу.
– Не попаду? – удивился Василий.
– Нет, – ответил следователь, – Вас повесят. А что Вы думали? Ограбления, пять известных нам убийств, совершенных с особой жестокостью, – это отягчающие обстоятельства.
– Ежели Вы всё уже порешали, давайте, ведите, вешайте. Что с меня взять ещё? Что нужно?
– Если Вы признаетесь, может, Вам заменят повешение каторгой…
Кучер внезапно громко засмеялся, его борода тряслась, и он долго не мог остановиться, смеялся до слёз.
– Еще не известно, что хуже, – сказал Василий, когда перестал смеяться, – каторга – это только мучиться дольше.
– Как бы там ни было, – холодно сказал Иван, – мы можем обойтись и без признания. Как я уже сказал, доказательств мы собрали достаточно.
Кучер задумался и начал раскачиваться на стуле, затем он посмотрел сначала на Павлова, который записывал показания, потом на Трегубова и, собравшись с духом, сказал:
– Ладно, раз надобно моё слово, как признание, признаюсь – клянусь богом, не убивал никого, не брал грех на душу.
– Вы что, издеваетесь? – Павлов вскочил на ноги, но Иван положил ему руку на плечо и снова усадил.
– Однако факты говорят об обратном, Василий Фёдорович. И у нас есть Ваше признание, что Вы убили мадам Дюпон.
– Так меня тогда били промеж ног, тут кто угодно признается, – заявил Василий.
– Вас поймали, когда Вы продавали нательный крест убитой, – возразил Иван.
– Нательный крест? Нательный крест – это я, каюсь… Бес попутал, украл.
– Украл? Снял с трупа, – не согласился Трегубов.
– Не, не с него, в доме стащил, для того и пришёл туда, потом убёг. Мадаму эту французскую не я порешил, и ваших четырёх тоже не убивал. Христом богом клянусь! – перекрестился кучер.
Трегубов и Павлов переглянулись. Допрос пошёл совсем не по тому сценарию, который ожидал Иван. Доказательств было предостаточно, и, что важно, уже было признание в одном из убийств. Теперь же кучер отрицает даже прошлогоднее убийство. Какой смысл? Трегубов сказал ему правду: повешение – наиболее вероятный приговор для Василия Попова. Ну, что же, раз преступник упорствует, придётся потратить больше времени, и всё. С признанием было бы проще, но они соберут улики, показания свидетелей. Агенты, что поехали обыскивать комнату, привезут скальпель Василия.
– Раз Вы не хотите помочь нам и облегчить свою собственную участь, посидите до суда в тюрьме, – сказал Иван. – Подумайте о душе, о боге, которого тут упоминаете, о своих невинно убиенных жертвах. Может, что надумаете. И на этот раз Вам не сбежать, теперь надзор совсем другой будет.
– Нечего мне добавить, – ответил на этот монолог Василий. – Не убивал и всё тут!
В дверь постучали. Это был агент, который ездил
