Двенадцать граней страха - Марина Серова
Проход оказался узким каменным коридором, освещенным редкими светильниками. Через несколько метров он делал резкий поворот, а затем — еще один. Я слышала впереди топот и крики, но не могла разобрать слов.
Наконец коридор закончился небольшой деревянной дверью, распахнутой настежь. Я выбежала наружу и оказалась в саду, в нескольких десятках метров от чайного домика. Здесь суетились полицейские, освещая территорию фонариками.
— Где он? — крикнула я, задыхаясь.
Один из полицейских указал в сторону небольшой беседки:
— Туда побежал! Но там тупик!
Я бросилась к беседке. Добежав, я увидела изумительную картину: Дорохов, зажатый в угол, лезет в карман. Оружие? Я рыбкой метнулась к нему и свалила на пол. В падении из кармана Дорохова выпал небольшой пистолет. Я пнула оружие. Тут подоспели парни из группы захвата и скрутили моего клиента… теперь уже бывшего.
— Василий Петрович Дорохов, вы арестованы по подозрению в фальсификации доказательств, подкупе должностных лиц и причастности к доведению до самоубийства, — объявил один из парней с таким пафосом, словно практиковался перед зеркалом.
Я не могла сдержать улыбки.
Когда мы вели Дорохова обратно к основному зданию, где уже толпились полицейские и криминалисты, я заметила стоящего в стороне Чена. Рядом с ним был Кирьянов, но не в позе конвоира, а скорее, собеседника. Они о чем-то тихо беседовали.
Глава 16
Утренний свет пробивался сквозь жалюзи узкими полосками, как тюремная решетка, делившая мою кухню на светлые и темные зоны. Я сидела за столом, разглядывая изящную фарфоровую баночку с иероглифами, которую курьер от Ли Чжана доставил ровно в семь утра. К ней прилагалась записка: «Этот чай пьют для очищения разума после встречи с прошлым».
Интересная формулировка. Особенно после вчерашнего.
Чайник негромко засвистел. Я насыпала чуть-чуть сухих чаинок в заварник — они пахли чем-то древесным, с нотками то ли сандала, то ли женьшеня. Вода, коснувшись листьев, окрасилась в золотисто-янтарный цвет. Я выждала три минуты и разлила чай по чашкам — себе и второму человеку, который должен был появиться с минуты на минуту.
Когда раздался звонок в дверь, я уже делала первый глоток. Терпкость растеклась по языку, оставляя странное послевкусие — горьковатое, но приятное. Как вчерашнее торжество справедливости.
— Входи, Киря, открыто! — крикнула я, не вставая.
Кирьянов появился на пороге кухни через несколько секунд. Выглядел он помято, под глазами синяки — видимо, после вчерашнего штурма проспал не больше трех часов.
— Бодрящий запах. — Он шумно потянул носом воздух. — Что за зелье на этот раз?
— Понятия не имею. Антиквар прислал. Судя по всему, редчайший сорт юньнаньского пуэра с типсами какой-нибудь там царской династии.
— Тебе и ему больше нечем заняться? — Киря плюхнулся на стул и обхватил ладонями чашку, словно стремясь не столько выпить чай, сколько согреться.
— Вежливость в китайской культуре — это серьезно. — Я намеренно перешла на тон профессора Никишина. — Для них подарить чай — все равно что предложить делиться воздухом. Давай, пей, рассказывай, как там наши фигуранты поживают после ночки в обезьяннике.
Кирьянов отхлебнул, поморщился и потянулся к сахарнице:
— В общем, так. Дорохов пытается выкрутиться всеми правдами и неправдами. Уже трех адвокатов вызвал, требует встречи с какими-то шишками из Москвы, угрожает связями в министерстве. — Он размешал три ложки сахара, разрушив весь вкусовой букет уникального чая. — Но без толку. Видеозапись признания — железобетонный аргумент. Я лично следил, чтобы ее скопировали в трех экземплярах и отправили в разные места.
— Предусмотрительно.
— У таких, как Дорохов, длинные руки. Но даже если какая-то копия таинственно исчезнет, останутся другие. — Он снова глотнул чай. — Плюс обыск в его кабинете дал неожиданные результаты. Нашли потайной сейф за картиной — как в плохом детективе. А там оригиналы документов по делу Чена Ли десятилетней давности, включая расписки от Ветрова. И, что еще интереснее, папка с материалами на Лаптева.
Я поставила чашку.
— Какими материалами?
— Компромат. Фотографии с какими-то девушками явно не его возраста, банковские выписки, доказывающие взятки. Лаптев выступал приглашенным экспертом на суде над Чжоу Ляном и Ли Ченом, он был подкуплен Дороховым. А в последнее время, видимо, начал нервничать и шантажировать бывшего заказчика. И еще — держись крепче — криминалисты нашли в доме Дорохова редкий яд. Биортутный сульфид.
Я вспомнила данные из морга.
— Тот самый, которым отравили Лаптева.
— В точку. Плюс отчет нашей экспертизы по частичкам кожи под ногтями убитого реставратора. ДНК Дорохова. Он сам туда приходил, чтобы убить его. Боялся, что Лаптев заговорит, когда всплывет вся правда о деле Чена Ли.
Я помолчала, разглядывая танец чаинок в чашке. Они медленно кружились, подчиняясь невидимым течениям.
— Знаешь, что самое ироничное? Чен хотел только одного — чтобы правда всплыла. Он никого не собирался убивать. Это Дорохов убивал, чтобы скрыть свои преступления. — Я покачала головой. — А я-то думала, что гоняюсь за изощренным мстителем…
— Ну нельзя сказать, что Чен Ли белый и пушистый, — хмыкнул Кирьянов. — То, что он устроил, — психологическая пытка. Все эти подмены амулетов, китайские ритуалы, подстроенные неудачи… Он методично уничтожал их жизни.
— Он просто вернул им то, что они сделали с ним. Потерю статуса, богатства, свободы. Симметричный ответ по принципу «бао чоу». Никто не умер от его рук.
— А яд? — Киря пристально посмотрел на меня.
— В чаше был не яд. — Я взглянула ему прямо в глаза. — Ваши эксперты это подтвердили, верно?
Кирьянов отвел взгляд:
— Верно. Безвредное травяное снадобье с сильным седативным эффектом. Дорохов бы просто заснул.
— Вот видишь. — Я улыбнулась. — Чен Ли не убийца. Он художник. Его месть была спектаклем, перформансом, восстановлением справедливости. Ему нужно было публичное признание Дорохова и видеозапись этого признания. Все остальное — декорации.
— Как скажешь. — Киря побарабанил пальцами по столу. — В любом случае ему светит условный срок, максимум два-три года. С учетом того, что он уже отсидел десять за преступление, которого не совершал, прокуратура настроена лояльно. Сейчас он под домашним арестом до суда.
— А как Ветров? — спросила я, доливая себе чаю.
— В СИЗО. Сломался окончательно, трясется как осиновый лист. Кстати, просил тебя его навестить. Сказал, что хочет рассказать что-то важное.
Я задумчиво покрутила чашку в руках.
— Что ж, придется навестить бывшего федерального судью. Интересно, каково ему сейчас — по другую сторону решетки?
СИЗО встретил меня запахами хлорки, несвежего белья и безысходности. Я уже бывала здесь много раз — и в качестве прокурора, и как частный детектив. Каждый раз эта атмосфера вызывала во мне странную смесь чувств — отвращение, жалость и некоторое удовлетворение. Здесь
