Завещание свергнутой королевы - Ольга Геннадьевна Володарская

Я удивленно на него воззрилась. Какой пыл! А на первый взгляд очень сдержанный, скромный, если не сказать закомплексованный парень…

В том, что я ошибалась на его счет, стало ясно уже в следующие секунды. Сдержанность есть, а вот закомплексованности ни грамма. Уверенный в себе, волевой, даже властный, если судить по челюсти. Лицо держит, но не без усилий. Оно вытянутое, суховатое. Нос длинный, тонкий, губы хоть и тонкие, но красивой формы. В целом внешность такая, хоть на агитационный плакат помещай.

Тогда мы перебросились лишь несколькими фразами, и я ушла. Но вспоминала о Мазуре и вечером, и следующим утром, и днем… Ночью он мне снился, а просыпалась я в смятении.

«Что со мной?» — не понимала я. Неужели то, что он станет моим куратором, взволновало меня? Или его пылкое «Вы великолепны!»? Быть может, губы? Они были именно той формы, которая казалась особенно приемлемой для поцелуев.

Ответ на все вопросы я получила, когда увидела его вновь. Это произошло через неделю. Я участвовала в товарищеском матче, к которому совсем не готовилась. Но обыграла всех и получила символический кубок. Когда вышла с ним на поклон, поймала восхищенный взгляд. Один из нескольких, но именно этот заставил мое сердце учащенно биться.

«Старший лейтенант Мазур, что ты делаешь со мной? — мысленно обратилась я к нему. — Расколдовываешь? Превращаешь ледяную королеву в обычную женщину из плоти и крови? И делаешь это ей на погибель?»

Мне бы тогда прислушаться к себе и попробовать побороть чувство, что вспыхнуло. Оно было в зачатке, и если бы я не раздувала его, а притушила, жизнь моя сложилась бы иначе… Но я так обрадовалась любви, что нырнула в ее пучину с головой. Я думала, Эдик подхватит, но он сначала кружил рядом, игрался, а когда ему наскучило, потянул на дно.

* * *

У нас сложились странные отношения. Я любила до боли, но скрывала это. Он не любил, не скрывал, не щадил, но… Он мной восхищался! Мазур видел во мне королеву, но не женщину. Поэтому был уверен в том, что сотрудничаю с ним ради карьеры. Благодаря ему мне разрешили выезды за рубеж, но с условием, что я буду держать ушки на макушке, а по возвращении передавать всю полученную информацию, даже ту, которая мне кажется несущественной.

Я стала стукачом ради Мазура. Доносила на многих, в том числе тех, кто мне близок. Делала все, чтобы меня, как послушную собачку, вкусно накормили и похвалили. Именно так меня благодарили за проделанную работу: вели в ресторан и осыпали комплиментами.

Однажды Эдик пошел провожать меня до дома. Всегда отправлял на машине, но в тот вечер он выпил больше обычного и захотел пройтись, чтобы проветриться. Было влажно, тепло, под нашими ногами валялись опавшие листья, в лужах отражалась луна, а от Эдика приятно пахло одеколоном и трубочным табаком. Благодаря мне он получил более высокое звание и стал хорошо одеваться, доставать французский парфюм. Он бросил смолить «Приму», и его ногти избавились от желтизны. На моих глазах нескладный парнишка превратился в элегантного мужчину, похожего на киногероя. Поскольку в тот вечер я тоже была опьянена, но не вином, то позволила себе взять его под руку. Впервые! И сказала:

— Так темно, боюсь запнуться.

Мазур сначала обхватил мою ладонь, потом поднес ее ко рту и поцеловал.

«Я хочу большего! — завопила я мысленно. — Коснись своими губами моих… Ведь все располагает к этому!»

— Белла? — услышала я знакомый голос. — Глазам не верю!

От подъезда ко мне бежала сестра. В распахнутом плаще, коротком платье и босоножках. Вернулась с танцев. И почему-то одна.

— Я в пух и прах разругалась с Маратом! — Так звали ее очередного ухажера. Именно с ним она отправилась на танцы. — Он таким козлом оказался… — Кира остановилась напротив нас и только тут рассмотрела Эдика. — Ой, здрасьте. А вы кто?

— Друг Беллы. А вы?

— Сестра. Меня зовут Кирой, — и протянула ручку. Мазур тут же выпустил мою. — Какой вы галантный, — хихикнула она, когда он склонился, чтобы ее поцеловать. — Пойдемте к нам чай пить?

— Уже поздно, — попыталась не допустить этого я, но ничего не вышло.

— Я с удовольствием, — ответил он, как будто меня не услышав.

Он пробыл у нас недолго, наверное, минут сорок. Но когда ушел, Кира объявила:

— Я за него выйду замуж!

— Это который по счету кандидат? — засмеялась я, но через силу.

— Я серьезно, Белла. В Эдике есть все, что мне нравится в мужчинах. Он идеал.

— Ты его совсем не знаешь.

— А ты? Как давно вы знакомы? И почему ты никогда о нем не рассказывала?

Мне пришлось симулировать головную боль, чтобы от нее отделаться. Но ночь я не спала, мучилась дурными предчувствиями, в которые никогда до этого не верила. А зря! Они сбылись. Кира и Эдик начали встречаться чуть ли не на следующий день.

А через четыре месяца они сыграли свадьбу.

На ней я была почетным гостем…

— Почему ты грустная? — спросила у меня Кира, когда я в загсе подошла, чтобы поздравить с бракосочетанием. — Не куксись, мы остаемся самыми близкими друг другу людьми. И будем часто видеться, ведь я съезжаю только с квартиры, но остаюсь в Москве.

Я кивала и улыбалась, но внутри себя рыдала. В искренности чувств Эдика я не сомневалась. Он был влюблен в Киру, а она в него. Они подходили друг другу, а уж как вместе смотрелись! Мужчина с агитационного плаката нашел себе женщину под стать, и теперь они олицетворение идеальной советской семьи. Не хватает только ребеночка, но я не сомневалась, что он появится очень скоро и будет таким же образцовым, как мама с папой.

На свадебном банкете я выпила коньяка. Впервые в жизни. Мне его налил сосед по столу, он же начальник Эдика. Со стороны невесты главный гость — сестра, со стороны жениха — подполковник КГБ. Развезло меня с первой же стопки, и я поняла, что уйду раньше всех. Но нужно было дождаться последнего поздравления, и я все время смотрела на молодых. Но больше на Эдуарда. Ловила каждое движение, каждую эмоцию и так увлеклась этим, что он заметил…

Наши взгляды встретились.

В моем, очевидно, было столько любви, что он сначала опешил. Потом удивился. А в итоге… восторжествовал!

Именно так. Эдик ощутил себя победителем. Мое чувство не польстило ему, не порадовало, не вызвало сочувствия… Оно наполнило его торжеством. Меня превратило в рабу. А его — во всесильного господина.

«Шах королеве!» —