Дочь поэта - Дарья Викторовна Дезомбре
В четыре руки мы торжественно накрыли на стол: та самая скатерть с мережкой по белому полю, салфетки, белый фарфор. Недоставало только букета на столе, как тогда, в мой первый приход… Нет, все-таки кроме букета, не хватало хозяина дома.
Не хватало ли?
— Я схожу, соберу кленовые листья, — вдруг вскинулась, будто подслушав мои мысли, Валя. Я кивнула. Что ж. А я пойду, попытаюсь чуть-чуть себя улучшить. Все-таки семейство Двинских — эстеты. Не хотелось бы оскорблять их взгляда. А тушеное мясо имеет ту прелесть, что его можно поставить разогреваться в последний момент.
У меня было удивительно хорошее настроение. То ли оттого, что мне удалось успокоить Валю, то ли от нашей командной слаженной работы, которая сделала нас без слов ближе. Но я впервые с выдачи Госпремии вытянула из косметички розовую помаду и тронула ею губы и щеки, и даже векам досталось чуть-чуть нежного глянцевого румянца. Минимализм в макияже в действии. Еще у меня остался пробник духов — и я вылила каплю себе на запястья, помахала ими, наполнив воздух лавандой с ванилью. В темнеющем вместе с небом круглом зеркале на туалетном столике отразилось мое довольное лицо. В дверь постучали. Я обернулась: мало кто из Двинских поднимался в мою светелку.
— Да?
Дверь со скрипом открылась: на пороге стояла Валя.
— Я не помешала?
— Нет, конечно. — Я сделала приглашающий жест рукой.
Валя осторожно вошла и присела на самый краешек стула.
— Ты меня прости за… — Она мотнула головой в неопределенном направлении.
Я пожала плечами: мол, ерунда. Вале было явно мучительно поднять на меня глаза, и я снова обернулась к зеркалу. Взяла в качестве отвлекающего маневра в руки тушь.
— С тех пор, как я перестала принимать… — в зеркале за моей спиной отражалась только опущенная русая голова с покрасневшим от смущения пробором. Валя запнулась. Я вздохнула. Очевидно, мне придется оканчивать все фразы.
— Антидепрессанты?
Валя вскинулась:
— Откуда ты…
Я сделала неопределенный взмах щеточкой туши:
— Случайно. Уже давно.
— Хотя… — она пожала острыми плечами. — Теперь уже неважно. Я перестала их принимать. Алекс настояла.
Конечно. Алекс.
— Я с ними была как в тумане.
— А тебе нужна была ясность мышления. — Я отложила тушь, так и не накрасив глаз.
— Я прекратила как раз перед… Перед…
— Перед его смертью?
— Да.
— И как? Ясность вернулась?
Валя улыбнулась куда-то вниз.
— Вернулась. Но появились панические атаки. Алекс говорит, это пройдет. Прости. Я тебя напугала.
— Глупости. Знаешь, я сама принимала те же препараты.
— Правда?
Я кивнула.
— Но уже бросила. И сейчас все в порядке.
В еще каком порядке! Я смотрела на ее растерянное лицо, и мне очень хотелось смеяться. Если я сейчас рассмеюсь, то долго не смогу остановиться. Я бросила, могла я сказать Вале, потому что мне казалось, что все беды мои — позади. Что я встретила человека, который сделает меня наконец счастливой. И сильной. Это ведь и правда очень смешно. Я до боли укусила себя за губу — только не ржать. Хороши мы обе будем. Одна с паническими атаками, вторая — с истериками. Я похлопала ее по руке.
— И еще. Я знаю, что ты подала документы на развод.
Валя вскинула на меня испуганные глаза.
— Тебе звонил адвокат. Я случайно взяла трубку. Прости.
— Когда?
— Сразу после похорон.
Валя нервно кивнула.
— Сейчас он тебе, я имею в виду развод, уже без надобности. Но я просто хотела сказать… — Я выдохнула. — Ты все сделала правильно.
В саду раздался скрип калитки — гости собирались на дачу. Валя неловко мне улыбнулась:
— Рада, что у тебя тоже сейчас все хорошо. Я… я пойду.
— Да, — я улыбнулась. — Неудобно, если внизу никого не окажется.
И я снова схватилась за свою тушь: нет уж, сегодня мои ресницы будут длинными и изогнутыми, как в рекламе.
Когда пятнадцатью минутами позже я спустилась вниз, на столе, вокруг бордово-янтарного кленового букета, уже стояли тарелки с изысканной рыбной нарезкой и бутылка шампанского. Алекс, привезшая все это великолепие из питерского ресторана, расположилась, вытянув бесконечные ноги и покуривая, у полуоткрытого окна. Рядом, домашним питомцем, примостилась Валя. За столом, напротив друг друга, сидели Анна с мужем. Она — в темно-синем широком платье. Он — в серо-голубом пиджаке. Увидев меня, Алекс, по-гопнически зажав сигарету между зубами, потянулась к бутылке.
— Наконец-то, Ника. А мы вас ждем. Не открываем.
— Простите, — я рассмеялась. — Следовало привести себя в чуть более достойный вид. А то мы с Валей до сих пор пахнем смесью чеснока и портвейна. Надеюсь, наше мясо будет на высоте. — Я подмигнула Вале, и она — вот чудо-то! — подмигнула в ответ. Алекс чуть скосила на нее глаза, губы ее дрогнули, но она промолчала.
Зато одновременно вскочили Анна с Алексеем. Он потянулся отнять у Алекс бутылку, чтобы на правах мужчины… Анна тем временем подошла и тепло поцеловала меня в щеку.
— Ника, как вы тут?
— Грустно без вас. — Я клюнула ее в ответ, отметив, как Алекс без слов выдернула шампанское обратно, точным выверенным жестом размотала проволоку, пробка выскочила из горлышка с легким «пффф!».
Алексей, мотнув башкой, как обиженный пес, сел на место. На меня он даже не взглянул. А я вдруг вспомнила, как в тот первый вечер он не потрудился даже забрать у меня бутылку, не то чтобы помочь снять пальто. Что ж. Я смотрела, как игристое заполняет хрустальные фужеры. Не больно-то мне и хотелось внимания от единственного мужчины за столом. В конце концов, взяла я свой бокал, кто я такая? Некрасивая девушка, среднее между приживалкой и соглядатайшей.
Дзинь! — зазвенел хрусталь. Анна со смущенной улыбкой подняла бокал.
— Прошу внимания! У меня для вас новость!
Анна оглядела всех блестящими глазами.
— Я нашла новую работу! — светящийся взгляд Анны остановился на мне. — Я ухожу работать в школу. Бросаю журнал, и…
— Куда ты идешь работать? — Алексей медленно опустил бокал.
— В школу, Алеша. Как всегда и хотела. — Улыбка Анны будто подрастеряла света, но еще держалась на губах.
— Что за бред?!
— Это не бред! Я уже несколько недель там работаю…
— Несколько недель?! И только сейчас мне это говоришь? Вот так, при всех, объявляешь?
