Изъян - Алекс Джиллиан

— Ты скрываешь Еву от меня несколько дней. Отобрал у нее телефон, запретил мне приезжать. Что происходит? — вывалив на меня гору претензий, Олег шумно выдыхает, прикладывая ладонь к области сердца.

Я отмечаю, что его пальцы мелко дрожат, в глазах горит лихорадочный блеск, а кожа лица приобрела землистый цвет. Он на взводе и едва контролирует себя.

— Ева в безопасности. Тебе не о чем переживать, — успокаиваю ровным тоном.

Он недоверчиво хмыкает, но садится. Харт закатывает глаза, презрительно скривив губы. Эти двое никогда не ладили. Для Харта Олег навсегда останется простым работягой, случайно попавшим в элитный клуб. Тео изначально был против его вступления в Ordo Simetra, считая мою просьбу оказать ему протекцию не только глупой, но и опасной. Сейчас Харт наверняка жалеет, что поддался на уговоры семнадцатилетнего парня. Но на тот момент до моего совершеннолетия и вступления в права наследования оставался всего год, и он не рискнул испортить отношения с «золотым бычком».

— Она не может быть в безопасности, пока находится здесь, — настаивает Олег.

— Ты реально не вкуриваешь? Мозги напрочь пропил? — раздраженно встревает Харт. — По пятам твоего любимого зятя ходит серийный маньяк, оставляя после себя изуродованные трупы его любовниц, — с апломбом выдает он, предвкушая бурную реакцию тестя, который по его версии событий ничего не должен знать о моих особых пристрастиях.

— Еву убийца не тронет, — уверенно парирует Олег. — Хотел бы — давно бы до нее добрался. Тут что-то другое.

У Харта от изумления вытягивается лицо. Ноздри раздуваются, уголок глаза нервно дергается. Наблюдать за его внешними метаморфозами было бы весьма занятно, если бы не критические обстоятельства.

— Значит, любимый зять посвятил тебя в курс дела…. Ну вы даете, Олег Петрович, — сделав большой глоток виски, мрачно изрекает Харт. — И как? Совесть совсем не мучает? Дочку не жалко? Ты хоть осознаешь, что она оказалась здесь исключительно из-за него? — ткнув пальцем в мою сторону, распыляется Харт.

— Не твое дело, — коротко бросает Олег. — Мы сами разберемся. Внутри семьи.

— Мое дело! — Тео взрывается, снова повышая голос. — Если Саша попробует соскочить, финал будет незавидным для каждого из нас, включая Еву.

— Никто не подумал, что убийца преследует вполне конкретную цель? — перебиваю я, вклиниваясь в перепалку. — Загоняет меня в ловушку. Целенаправленно ведет сюда. В клуб.

Молчание. Слышен лишь слабый гул кондиционера и позвякивание металлических шариков на столе.

— Это кто-то изнутри. Из самого близкого круга, — продолжаю мысль.

— На что ты намекаешь? — подозрительно сощуривается Харт.

— Я не намекаю, а говорю прямо, — поочередно смотрю в глаза каждому, фиксируя малейшие изменения.

Тео мгновенно застывает, переключаясь в режим наблюдателя. Его взгляд становится стеклянным, в уголке левого глаза снова дергается мышца. Едва заметная мелочь, но я её вижу, потому что у самого имеется такая же неврологическая реакция. Харт изо всех сил старается выглядеть расслабленным, но застывшая защитная поза и агрессивно поднятый подбородок говорят сами за себя.

Олег, напротив, не выдерживает прямого зрительного контакта. Его зрачки расширяются, дыхание сбивается, и он отводит глаза в сторону — туда, где на стене висит портрет Виктории. Покатые плечи опускаются, будто в одно мгновение из него выкачали воздух.

— Только два человека знали о моих связях с убитыми женщинами в подробностях. Вы двое, — отчетливо проговариваю я.

Харт напрягает челюсть и тянется за сигаретой, но так и не доносит ее до рта, сдавив ее в кулаке. Олег выглядит безучастным, отрешенно глядя мне за спину и размышляя о чем-то своем.

— И то, как их убивали, — невозмутимо продолжаю я. — Фиксация, стерильные бинты, жёсткий секс, удушение… и даже выжигание метки. Всё это косвенно указывает на меня.

— Не помню, чтобы ты баловался с иглами, — Харт ухмыляется, но улыбка не доходит до глаз. В них мелькает короткая вспышка интереса, как у человека, внимательно оценивающего противника. Олег едва заметно качает головой, находясь в абсолютной прострации.

— Иглы — личный фетиш убийцы, а в остальном он явно в курсе не только моих предпочтений, но и того, что я не намерен становиться частью клуба. Ещё один момент…, — добавляю, глядя прямо на Харта. — Убийца отправил послание Еве от имени Алины. Когда та уже была мертва.

Тео медленно выдыхает через нос, не отводя взгляда. А вот тесть вздрагивает, почти незаметно, но достаточно, чтобы я уловил.

— Если исходить из содержимого сообщения, то меня можно исключить из тройки подозреваемых, — поправив манжет рубашки, резюмирует Харт. — И я не оговорился. Ты себя слишком быстро списал со счетов. Сам сказал, что все факты указывают на тебя.

— Еще недавно ты утверждал, что я невинен, как младенец, — уголки моих губ расползаются в циничной усмешке. — Быстро же ты передумал. Но проблема в том, — я подаюсь вперёд, — что все так называемые факты созданы кем-то, кто слишком хорошо знает наши слабые места. Знает, как мы думаем, что скрываем и на что способны.

— Я не спорю с тобой. Это бессмысленная трата времени. Скажу больше, учитывая все вышесказанное, я так же склоняюсь к мысли, что убийца находится в этом кабинете, — спокойно произносит Тео, глядя на меня поверх бокала. — И если это не я, то один из вас. Логика без эмоций, чистая математика вероятности. И как ни крути, Саш, но твоя кандидатура больше остальных подходит на роль чистильщика, убирающего свое же дерьмо.

— Ты слишком зациклен на дерьме, Тео. Больная тема? Или не до конца проработанная травма?

— Я называю вещи своими именами, — парирует Харт с легким раздражением.

— Именно. Вещи. — я чуть наклоняю голову, смакуя паузу. — Замечаешь, как легко ты подменяешь понятия? Мы говорим о погибших женщинах, а не о вещах. Но твоя оговорка симптоматична. Классический механизм проекции — обесчеловечивание, когда объект превращается в средство. Убийца, Тео, видит в своих жертвах инструмент. Он не мстит, не выражает страсть. Он демонстрирует контроль и утилизирует.

В комнате вновь сгущается тяжёлое молчание. Только глухое тиканье старинных часов и редкие потрескивания льда в бокале Харта нарушают наэлектризованную тишину.

Олег вдруг резко вскакивает, отталкивая кресло в сторону.

— Хватит с меня этого бреда. Я хочу увидеть дочь, — цедит он по слогам, срываясь на хрип. — Прямо сейчас.

— С какой целью? — холодно уточняю я, хотя прекрасно понимаю, что разговор перешёл в ту фазу, где логика перестаёт иметь значение.

— С человеческой, блядь! — рявкает Олег. — Хочу убедиться, что она жива.

Тео насмешливо поднимает брови, явно наслаждаясь зрелищем.

— Кажется, семейная терапия дала сбой, — ядовито комментирует он.

— Заткнись, — не повышая голоса, бросаю