Посредник - Женя Гравис
Уходя на службу, Митя сунул Даше три рубля, попросив купить для Матильды чего-нибудь вкусного.
Средства в этом месяце таяли стремительно, а внезапные похороны Яворского пробили солидную брешь в и без того похудевшем кошельке.
Денег занял Лев – у него они водились всегда.
– А где все? – удивился Митя, оглядывая кабинет, в котором не было никого, кроме Вишневского и Карася.
– Семен по делу инженера Федоськина уехал. Ищет того, кто продал танцовщице снотворное. Михаил… честно говоря, не могу предположить, где Михаил. Он в последнее время как-то манкирует графиком. А это в нынешней ситуации чревато.
– Подозреваю, что Мишка влюбился.
– Это очень некстати, – сухо заметил Вишневский. – Инспекция все еще работает. И раз уж у нас нет срочных происшествий – займись, пожалуйста, протоколами, проверкой и надлежащим оформлением дел. – И Вишневский водрузил перед Митей большую стопку папок.
– Ох, только не это.
– Именно это. Я уже все разложил. Но подписи за тебя я ставить не буду. У этих проверяющих очень педантичный подход.
– Ладно, ладно…
Почти весь день Митя методично перечитывал старые протоколы, подписывал документы и оформлял дела для архива. И в этой монотонной деятельности через пару часов обнаружилась если не привлекательность, то неплохая возможность обдумать дело старушки Зубатовой.
Дело двигалось… никак.
Где-то и что-то было упущено. Но где и что? Озвученный три дня назад ультиматум – всего лишь пустышка. Жест отчаяния, не более.
Вместо того чтобы думать, анализировать, искать улики и мотивы – просто запугал группу людей. Прогрессивная методика, ничего не скажешь.
А если Горбунов не прав и убийство совершил кто-то из местного воровского отребья? Или все-таки приезжий лихой человек, которого наняли для одного дела и который уже давно покинул пределы Москвы?
А откуда тогда Стикс принес кольцо? Где нашел?
Или находку «нечаянно» подбросил кто-то из Магистерия? Или один из работников приюта для животных? Они ведь, как заметила хозяйка, на дух Зубатову не переносили. Но алиби же… А круговая порука?
Самарин просматривал старые дела… Всегда был мотив. Всегда была зацепка, пусть небольшая. Даже в деле Визионера их было достаточно. А тут ничего толкового, кроме смазанного следа на подоконнике и клочка ткани в решетке забора. Да и убийца ли оставил тот клочок…
Кажется, придется и вправду блефовать до конца. Взять перстень и снова собрать этих прекрасных родичей вместе… Достал оружие – изволь стрелять. Иначе слова эти – пустая угроза.
Никто из родственников Зубатовой в течение дня не объявился и не позвонил. Кроме Хауда, который сообщил, что все готово и церемония состоится, как запланировано.
* * *
Из здания редакции Соня выходила в полном смятении.
День вообще не задался с самого утра.
В коридорах университета к ней подошла сзади Лиза и зашипела на ухо:
– Ну что, довольна, да?
– Лиза, о чем ты?
– Сама знаешь! Он написал заявление, что увольняется! И со мной не хочет говорить! Это ты во всем виновата.
– Лиза, это неправда. Зачем ты так?
– А затем! Кто тебя просил влезать? Он говорил, что разведется. А теперь, теперь… – Лиза задыхалась и пыталась сдержать слезы. – Думаешь, самая умная, да? Только у тебя все должно быть хорошо? Не переносишь, когда другие счастливы? Не хочу тебя больше знать!
И Лиза убежала, яростно цокая каблучками и размахивая пышным подолом.
– Что это с ней? – осторожно спросил подошедший гребец Ильинский.
Соня лишь вздохнула.
– Ты мне не поможешь с древнерусской литературой? – продолжил Денис. – Этот Грозный с Курляндским…
– С Курбским, – механически поправила Соня.
– Вот-вот. Я вообще ничего не понял.
– Пойдем, – грустно ответила она. – Риторики сегодня не будет. Займем время.
На оставшихся парах Лиза нарочито сидела как можно дальше от бывшей подруги.
А в редакции «Московского листка», куда Соня забежала ненадолго после учебы, тоже было… тревожно.
Сотрудники перешептывались и как-то странно на Соню косились. Наконец к ее столу подошел Матвей Волк и, немного тушуясь, начал:
– Софья, вы только не волнуйтесь, пожалуйста…
И Соня немедленно начала волноваться.
– Моноплан Полины Нечаевой, он… задержался. Точнее, его не могут обнаружить. Пока. Я на связи с американским обществом воздухоплавателей. Они знают ее маршрут и выслали навстречу свои аэропланы. И еще морские суда там караулят. К сожалению, связаться с ней невозможно…
– Она отказалась от радиостанции. Чтобы снизить вес. – Соня закрыла лицо руками.
– Прошу вас, не надо думать о плохом. Она просто могла потерять скорость или немного сбиться с маршрута. У нее достаточный запас топлива. Время есть. И еще там сегодня низкая облачность, может быть, ее моноплан просто не виден…
Чем больше говорил Матвей Михайлович, тем хуже становилось.
Вот так, значит. Плохое предчувствие не обмануло.
Соня что-то ответила Волку – сама не помня что – и вышла из редакции.
Настроение было самым подходящим для похорон.
Софья подняла голову, глядя на хмурые тучи, неотвратимо закрывающие голубое весеннее небо. Сегодня обещали первую в этом году грозу.
В цветочной лавке она купила тюльпаны. Желтые. И пока шла по аллеям кладбища, думала, как сейчас расскажет Мите все – про Озерова и Лизу, про Полину, про последние тетушкины выходки. Расскажет и даже всплакнет, потому что слишком много навалилось плохих новостей за последнее время.
И не сказала ничего.
Потому что лицо у Мити было такое же безрадостное. Еще ему чужих проблем сейчас не хватало.
Так что она молча подошла и взяла его за руку, переплетя пальцы, и почувствовала, как его рука сжалась в ответ.
Еще у вырытой ямы стоял унылый Петр Алексеевич Хауд из похоронного бюро – в черном костюме и с траурной лентой на рукаве.
«Что-то я слишком часто хожу на похороны, – подумала Соня. – Как бы это не стало плохой традицией».
– Больше никого не будет? – спросил Хауд, поправляя пышный венок с красной лентой и надписью «От скорбящих коллег».
Митя отрицательно покачал головой.
– Что ж… – сказал Петр Алексеевич. – Сегодня мы провожаем достойного и хорошего человека – Эдуарда Витальевича Яворского, талантливого пианиста, который прожил долгую и насыщенную жизнь. Да будет светел его последний путь. Дмитрий Александрович, скажете что-нибудь?
– Я… – Митя замялся. – Мы не очень хорошо были знакомы. К сожалению, нам удалось пообщаться совсем немного. Думаю, мы могли бы стать добрыми соседями. Мне жаль, что этого не случилось. Но я рад, что успел узнать его.
– Если вы не против, я бы хотел прочесть стихотворение. Оно совсем новое. Его написал Николай Гумилев.
Митя с Соней кивнули.
– Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа
