Замок проклятых - Ромина Гарбер
– Они отправили меня сюда! Принесли меня в жертву! Зачем мне возвращаться?– спрашивает она у Бралаги.
Это другая Антонелла. До сих пор она казалась холодной и невозмутимой, даже несмотря на постоянные побои. Ясно, что воспоминания о Земле впервые всколыхнули в ней что-то. Это заставляет меня задуматься: страдала ли она когда-нибудь по-настоящему до этой минуты?
– Я уже рассказал тебе, каков второй вариант,– ласково произносит Бралага.– Ты хотела бы, чтобы стены замка поглотили тебя?
– Тогда помоги мне,– говорит она, скрещивая руки на груди,– или я расскажу кузенам, что их ждет!
– Ты не вправе угрожать мне, так же как я не вправе помочь тебе.
– Ты сказал, что мне нужно тело для перехода на Землю, но не сказал, что мне понадобится тело, чтобы жить там.
– Я говорил тебе, что земной вселенной правит материя. Если тебе нужно тело, чтобы оказаться на Земле, то из этого можно сделать логический вывод: тело тебе понадобится и для того, чтобы там остаться.
– Значит, придется взять тело сестры. Если я вообще смогу придумать, как это сделать. Это единственный способ?
Бралага с грустью смотрит на нее.
– Как ты сможешь стать жертвенной, если жертвовать тебе будет нечем?
Антонелла не чувствует никакого тепла к своим родным и не стремится воссоединиться с ними. У нее есть лишь одна цель: захватить власть и воплотить в жизнь идею Бралаги.
Бралага для нее настоящий отец, и он будет ею гордиться.
Я бью сестру локтем в живот, ее хватка ослабевает, и я высвобождаюсь.
– Мы все еще можем быть семьей, мы вдвоем…
Она кидается на меня, и мы, схватившись в обнимку, боремся друг с другом. Две тени: пурпурная и черная. Я пинаю ее коленом, но она выворачивается из моих рук и, прежде чем я успеваю сориентироваться, ныряет к моему бесчувственному телу.
– Нет!
Я мчусь за ней, но она разворачивается в воздухе и бьет меня кулаком. В памяти всплывает последнее воспоми-нание.
– Ты бесстрашная,– говорит принц Бастиан Антонелле.
– Я знаю,– отвечает она, забираясь к нему на колени,– вопрос в том, каков ты?
Он издает хрюкающий звук, и я понимаю, что так он смеется, потому что вижу улыбку на его лице.
– Скажи мне, как я вернусь с Земли?
– Выпьешь моей крови,– говорит она, а он вопросительно хмурится.
– Хочешь, чтобы я убил тебя?
– Да.
Он внимательно разглядывает ее, и я понимаю, что она снова поставила его в тупик. Но ему это нравится. Вампир наклоняется к Антонелле, приоткрыв губы и обнажив клыки, но она не двигается.
– Тебя когда-нибудь целовали, человек-заклинатель?
Она не отвечает, но язык ее тела говорит сам за себя. Спина напряжена, а челюсти сжаты.
Он снимает с нее синюю маску, и у нее перехватывает дыхание. Вампир поглаживает пальцем губы Антонеллы, и она дрожит.
– Ты ведь не понимаешь, что сейчас чувствуешь,– говорит он, его лицо в нескольких дюймах от ее лица.– Это называется «желание»!
Его губы касаются губ Антонеллы, и она чуть прижимается к нему. Но он не целует ее, отстраняется и снова надевает на нее маску.
– Может, после того как я утолю свой аппетит другими,– шепчет он,– тебя я оставлю себе.
Я вырываюсь из воспоминаний Антонеллы как раз в тот момент, когда мы вдвоем падаем на пол.
– Нет у тебя никого, – говорит она, схватив меня за шею, – даже вампир мой. Теперь это тело мое!
Мне хочется дать ей отпор, но что меня ждет, если я ее одолею? Антонелла по крайней мере может хоть что-то изменить в этом мире, а я никто. У меня никого нет.
Если я «выиграю», это будет значить только то, что я убила родную сестру. Сомневаюсь, что смогу жить с этим.
– Да, – нежно говорит она, заметив, как изменилось выражение моего лица, – уступи, сестра. Это правильное решение.
Себастиан не вернется. Он дома, в родном замке, и скоро я стану для него лишь воспоминанием вроде синего мишки.
Мои родители, Фелипе и Беа умерли ради того, чтобы сестра могла жить. Остался только Тео, но меня он не любит. Хотя бы об Антонелле он будет заботиться, у нее никогда не было человека, который заботился бы о ней.
Сестра как будто понимает, что все кончено. Она отстраняется и скользит вниз, к моему телу. Нужно броситься за ней, помешать ей, но мотор больше не включается, и ветер не дует в мои паруса. Я так хотела найти причину смерти родителей и вот где оказалась в результате. Теперь и меня принесут в жертву.
Мне осталось потерять последнее, что у меня есть, – мою жизнь.
Я плачу от обиды, когда вижу, как Антонелла-дым подлетает к моему телу и открывает мне рот. А потом я вижу его! Себастиан сидит рядом с моим телом. Похоже, он не видит ни меня, ни Антонеллы, мы ведь превратились в дым. Он держит меня за руку, а в другой руке у него фотография Антонеллы. Он повторяет заклинание снова и снова. Я не слышу слов, но я знаю, что он говорит: «No hay luz en Oscuro».
Я с благоговением взираю на чудовище-тень, на это дитя тьмы, и вспоминаю, как он сказал, что я пробудила в нем нежность и ему не хочется это потерять. Если даже сердце Железного принца способно на нежность и любовь, значит, слова заклинания лгут и в темноте есть свет!
Много месяцев подряд я скучала по родителям. На меня обрушились и горе, и проклятье, нежить охотится за мной. И все равно посреди этого я обрела новую жизнь! Я влюбилась!
Думаю, некоторые цветы распускаются только при лунном свете.
Сестра меняет форму, обращается в чистый дым, чтобы войти в мое тело, но я кидаюсь на нее и валю на пол.
Себастиан ждет меня. Если выдержали наши кровные узы, то и я смогу.
– Пусти меня! – орет сестра, но я лишь крепче сжимаю ее в объятьях.
– Баст никогда не станет человеком, – предупреждает меня Антонелла.
Все мое существо наполнено любовью к нему, и Антонелла чувствует эту любовь, видит не мое воспоминание, а эмоцию.
– Он чудовище, и этого не изменить, – говорит сестра, но голос ее звучит все слабее.
Теперь я понимаю, в чем моя сила и чего она боится. Моей способности надеяться. Моей неистребимой стойкости.
Ее бесит, что я
