Рыцари и ангелы - Майя Яворская
Мила же была ей полной противоположностью. К своим пятнадцати годам она четко усвоила, в чем ее преимущество в жизни. Лицо, хоть и не вписывалось в каноны классической красоты, привлекало своей какой-то детскостью и свежестью – широко расставленные, большие глаза, высокий крутой лоб, остренький подбородок. Не лицо, а сердечко. И, главное, ощущение детскости с возрастом у девушки не пропало, даже наоборот, в сочетании с невысоким ростом и точеной фигуркой стало только сильнее выделять ее из толпы.
Иногда сестры вместе подходили к зеркалу и рассматривали свои отражения.
– Создал же Бог такую красоту! – веселилась Мила, любуюсь на себя со всех сторон.
– Кого-то из нас точно подменили в роддоме, – задумчиво сообщала своему отражению Алла.
– Или обеих, – заливалась смехом сестра.
Неудивительно, что при такой внешности поклонники у Милы появились еще в детском саду. Они дарили ей конфеты и били друг друга лопатой по голове за право гулять с красивой девочкой за ручку. В школе мальчики проявляли к ней еще больший интерес. Сказывался пубертатный возраст. Одноклассники одаривали ее разноцветными ластиками, красивыми ручками, забавными наклейками и прочей чепухой – лишь бы получить возможность донести до дома портфель или сходить вечером в кино. Иногда соперничество между ними разгоралось не на шутку. Бывало, доходило и до потасовок.
Как ни странно, такой повышенный интерес со стороны противоположного пола Милу ничуть не испортил, она не стала капризной и надменной. Ее искренне забавляли неуклюжие ухаживания юных кавалеров, о чем она постоянно рассказывала сестре. Под стать внешности был и характер – все вокруг девочка воспринимала как игру, и ничто особо не задевало ее чувств.
Юность у обеих сестер, можно считать, была вполне благополучной. Но когда Миле до окончания школы оставался один год, а Алле до получения диплома два, маме поставили страшный диагноз – рак щитовидной железы. Причем обнаружили на четвертой стадии, когда метастазы уже появились в мозге, легких и костях. В подобном состоянии особых надежд на лечение врачи не возлагали. Хотя старались сделать что могли. Пробовали все, но болезнь стремительно прогрессировала. Через какое-то время они честно признались, что надежды практически нет. Это было, наверное, очень жестоко, но позволило женщине успеть как-то позаботиться о дочерях. Она продала дачу, чтобы у девочек были деньги хотя бы на первое время. Алла и Мила похоронили ее через несколько месяцев.
Несмотря на то, что мама была непутевой и мало внимания уделяла детям, они тяжело переживали ее кончину. Алла корила во всем только себя. Наверное, можно было предпринять что-то еще: показать другим специалистам, продать квартиру и отправить маму на лечение в Германию или Израиль, отвезти к шаманам на Алтай. Но Чистякова-старшая этого не сделала, доверившись словам врачей, и пустила дела на самотек. И теперь чувство вины грызло постоянно. Миле самобичевание было несвойственно, она просто плакала и все время спрашивала: «Как же мы теперь будем жить одни?»
Но горевать до бесконечности невозможно, особенно в юном возрасте. Благодаря своему легкому и поверхностному характеру, первой от потери оправилась Мила. И пустилась во все тяжкие. Если при матери она еще как-то держала себя в руках, то теперь почувствовала полную свободу и стала пропадать где-то целыми днями. Ночные клубы, поездки за город с друзьями с ночевкой, зависание в гостях до утра – это только то, что знала Алла. Она пыталась серьезно поговорить с сестрой. Все же сначала надо закончить школу, а потом уже заниматься личной жизнью. Но Мила только смеялась в ответ, рассказывала про очередного забавного ухажера, который так трогательно объяснялся ей в любви, чмокала брюзгу в нос и опять куда-то убегала.
Для кого-то этап бурной молодости проходит без каких-либо серьезных последствий. Остаются только милые воспоминания о творимых в ту пору безумствах. Миле же не повезло, она забеременела. Признаваться сестре было страшно. Ведь и так ясно, какой разразится скандал. Поэтому тянула до последнего, наряжаясь в объемные свитера, пока живот не стал заметен даже под ними. А когда пикантное положение стало очевидно для окружающих, ругать дурочку уже не имело смысла. Шел пятый месяц.
Алла поговорила с кафедральными преподавателями, потом с врачами в больнице, где проходила практику. Все в один голос заявили, что аборт нерожавшей женщине на таком сроке делать уже поздно и опасно. Дело может закончиться, в лучшем случае, бесплодием. Оставалось только одно – рожать. Но на какие средства содержать ребенка? Тех денег, что остались после продажи дачи, должно было как раз хватить до окончания института, Алла все рассчитала до копейки. А потом она уже устроится на работу, и вопрос отпадет сам собой. Но маленький ребенок требует огромных денег – нужны и еда, и одежда, и коляски, и кроватка. Если сейчас потратить часть средств, то на что они будут жить через год? К отцу за помощью обращаться не хотелось. Он за все это время ни разу не появился, только алименты присылал. Даже на похороны не приехал попрощаться.
Первой мыслью было отдать непутевую сестру замуж. Пусть молодые сами отвечают за свои поступки – рожают, воспитывают, зарабатывают. Почему она опять должна все тянуть на себе? Но выяснилось, что Мила знает только имя будущего отца и видела-то всего один раз в жизни. Поехала с друзьями к кому-то в гости за город, там и познакомились. Молодой человек упал к ногам, поклялся в вечной любви, покрыл всю поцелуями. Под таким мощным натиском пылких чувств она сдалась. Наутро кавалер попросил телефон, чтобы продолжить знакомство, но так больше ни разу и не позвонил. Мила не знала, где его искать, а у друзей спрашивать отказалась наотрез. «Зачем мне такой муж, если он вообще со мной общаться не хочет?» – пожала плечами она. И была, в сущности, права.
Более того, Чистякова-младшая не хотела и в школу возвращаться в таком положении. Будут издеваться и тыкать пальцем. Алла смирилась с ситуацией и стала рассматривать вариант, где достать денег. Сначала была мысль отправить Милу в какое-нибудь училище получать профессию. Но какой от этого толк, если через несколько месяцев та все равно сядет с ребенком? Самой пойти работать? Но на старших курсах
