Рыцари и ангелы - Майя Яворская

– А кто тебе сказал, что это сундук? – удивился Кирилл.
– Ну, а как же? Если теткины драгоценности, то в сундуке. На худой конец, в большой шкатулке.
– Почему ты вообще решила, что шкатулка должна быть большой? Ты еще про ларец вспомни.
– В большую шкатулку больше помешается, чем в маленькую. А если они хотели уехать жить в Крым, значит, хотели купить дом. А дом приличных денег стоит. Получается, что шкатулка должна быть большой.
– Не получается.
– В каком смысле?
– В прямом. Поясню свою мысль на примере. Фирму «Картье» знаешь?
– Наслышана. Вроде часы выпускают.
– Не только. Еще и ювелирные украшения. Так вот, в девятьсот семнадцатом году некий Луи Картье предложил сделку миллионеру Мортону Планту – он отдаст ожерелье всего лишь из двух ниток жемчуга в обмен на пятиэтажный особняк в стиле ренессанс на углу Пятой авеню и Пятьдесят второй улицы в Нью-Йорке. И Плант согласился. В этом здании до сих пор находится бутик фирмы «Картье». Так что шкатулочка может быть и маленькой.
– Мда. Идиот этот Плант.
– Не факт. Мы не знаем, что в те времена ценилось дороже. Да и история умалчивает, что это было за ожерелье. Может, каждая жемчужина размером с грецкий орех.
– Ладно, такая версия принимается как жизнеспособная. Но это мало что нам дает.
– Вернее, пока ничего.
– Какая, в принципе, разница – большая шкатулка или маленькая, если мы дом найти не можем?
– А архитекторы на что? – удивился Кузьмич.
– В каком смысле? – не поняла Самойлова.
Но вопрос остался без ответа, приятель опять приступил к созерцанию содержимого карманов.
Глава 2
Алла, как обычно, встала раньше остальных. К тому времени, как проснулись сестра и племянница, она уже успела приготовить завтрак, погладить для них кое-что из одежды, полить цветы и собраться на работу. Времени хватило только чтобы на минутку присесть и глотнуть кофе. Когда уже настало время убегать, на кухню вошла Мила ленивой, чуть шаркающей походкой, сладко потягиваясь и зевая. В своей серенькой пижамке в крупный белый горошек она была похожа на заспанного котенка, которого только что вытащили из корзинки. Опустившись на стул, она потянула носом.
– Что у нас сегодня, сырники?
– Да. Бери сама.
– Угу, – кивнула Мила, но не пошевелилась.
– Как там у тебя дела с Ильей? – поинтересовалась Алла, бросая вещи в сумку.
– Все как обычно, – зевнула сестра. – Вырвался от своей мегеры в командировку. Меня, естественно, с собой зовет.
– Он от жены вообще собирается уходить или нет? Сколько времени он уже раскачивается.
Алла со своей гиперопекой и вмешательством в личную жизнь доставала изрядно. «Ну почему, – часто думала Мила, – просто не оставить меня в покое? Я уже взрослая. Не надо все контролировать и всем управлять. Сама разберусь, как и с кем жить. Лучше бы собой занялась, нашла бы себе кого-нибудь. В конце концов, имею же я право сама решать, как мне лучше. Ну как ей это объяснить? Ведь обидится. Понятно, что кроме меня и Вари, у нее никого нет. Но она же сидит в каждом углу!» Младшая Чистякова несколько раз мысленно проигрывала диалоги, но открыто дать отпор так ни разу и не решилась. Уже вроде и открывала рот, но в последний момент включала заднюю. И в этот раз, проглотив стихийный бунт, вяло ответила:
– Ты такая странная. Как будто не знаешь. Он же тряпка и подкаблучник. Ныть будет долго и усердно, но ничего делать не станет. Его даже друзья называют «нельзя жалеть».
– Так пугни его, что бросишь, если не решится.
– Не хочу я его заставлять. Да и замуж за него не хочу, – Мила снова долго зевнула и уставилась в окно. – Меня и так все устраивает.
– Послал же Господь в сестры дуру! – воскликнула в сердцах Алла, грохнув об пол сумкой. – Я же тебе тысячу раз объясняла, что для нас это единственный способ вырваться из этого клоповника. Ты бы хоть об Варе подумала! Вот сейчас она встанет, попробуй внятно объяснить, почему она в свои пятнадцать лет спит с тобой на одной кровати.
Алла Чистякова, почти сколько себя помнила, постоянно заботилась о сестре. Когда ей исполнилось восемь, а младшей сестре три, родители решили, что дети довольно большие, а сами они достаточно насиделись дома. В маме с папой вдруг проснулась безудержная любовь к театру, где они и стали регулярно пропадать пару раз в неделю. В такие дни Алле приходилось самой кормить, мыть и укладывать маленькую Милу. Но она не жаловалась и не капризничала. Ей нравилось чувствовать себя взрослой и ответственной.
Через несколько лет такой художественно насыщенной жизни папа пришел к выводу, что любит актрис, пожалуй, больше, чем сам театр. Нашел себе восходящую звезду и ушел из семьи. Маме данный вид искусства тут же разонравился, но появился другой стимул выбираться в свет: надо было устраивать личную жизнь. В сферу интересов попали ночные клубы, концертные залы, стадионы и другие места повышенного скопления мужской части населения. В редкие дни она появлялась дома раньше десяти. Приготовив кое-что из еды, она усаживалась на кухне с кружкой чая и интересовалась у старшей дочери, как дела у нее и у ее сестры в школе. Но слушать подробный отчет ей довольно быстро надоедало, и она переводила разговор на другую тему. Любимой была «Все мужики – редкостные козлы». Родительница сетовала на очередного ухажера, который оказался жаден до отвращения, да к тому же женат. Или запойный алкоголик с долгами и алиментами. А это уже вообще диагноз. Но сдаваться и терять надежду она отказывалась категорически. Одно фиаско следовало за другим. Однако процесс поиска затягивал все сильней. Он уже напоминал игроманию.
Со временем забота о Миле полностью легла на плечи старшей сестры – утром умыть, накормить, причесать и отвести в школу. Потом забрать, сделать уроки, приготовить что-то на ужин и постирать. Но Алла по-прежнему не бунтовала, ей было жалко маму. Очень хотелось, чтобы та снова вышла замуж. Может, хотя бы тогда она будет проводить вечера с семьей, а не непонятно где. О том, что отношения с будущим отчимом у девочек могут не сложиться, дочь даже не задумывалась.
Несмотря на домашние дела, Алла училась хорошо, поэтому и с поступлением в медицинский институт проблем не возникло. Это было вполне логично, поскольку родители выделили из своих хромосом детям поровну – одной ум, другой красоту. Старшая из





