Крестные матери - Камилл Обре
* * *
А потом в один из дней в маленьком деревенском магазинчике на другом берегу озера зазвонил телефон, и хозяин, которому принадлежали и этот магазинчик, и их коттедж, приплыл за ними на моторной лодке, потому что им срочно следовало позвонить домой. Они отправились с ним на моторной лодке по озеру, такому тихому и спокойному в лучах утреннего солнца. В небольшой бухте поблизости рыбачила пожилая пара, и выглядели они так, будто сидели там от начала времен. Несколько человек, живущих возле озера круглый год, радостно перекрикивались в этот день, который, казалось, был создан для того, чтобы наслаждаться жизнью. Когда люди замечали, что мимо проплывают Марио и Филомена, они понимающе улыбались и говорили: «Молодожены!» – казалось, весь мир любил этих ребят, потому что они любили друг друга.
Когда лодка подошла к причалу, они выбрались на берег и пошли к магазину, в одном конце которого находилась длинная барная стойка, а в другом – одинокая телефонная будка. Марио позвонил домой, и Филомена видела, как исчезло сияние с его лица, будто кто-то внутри выключил лампочку. Она знала, что только одно известие в мире обладает такой чудовищной властью.
– Что ты сказал? – переспросил Марио, удерживая трубку таким образом, чтобы Филомена тоже слышала.
– Марио, наш папа умер, – быстро повторил Фрэнки. – В воскресенье он шел с коробкой пирожных домой из пекарни. Я видел, как он поднимался по дорожке к дому. Вдруг он сказал: «Что-то мне нехорошо», а потом упал, будто яблоко с дерева. Док говорит, что у него, возможно, был инсульт. Мама в отчаянии. Джонни рыдает, как дитя, когда думает, что его никто не слышит. Марио, ты должен вернуться домой. – Он помедлил. – Мама говорит, что папе кто-то несколько раз звонил посреди ночи и после этих звонков он был очень расстроен, но не говорил, кто звонил. Петрина послала за вами своего водителя: Сэл нужен нам здесь. – На этой зловещей ноте звонок завершился.
– Марио, мне так жаль, – прошептала Филомена, обнимая мужа.
Он немного задержался в ее объятиях, а потом, все еще ошеломленный новостью, произнес:
– Нам надо ехать.
– Конечно, мы поедем, – отозвалась она. – Я соберу вещи.
Филомена сразу поняла, что теперь ее очередь о нем заботиться. До этой минуты Марио оплачивал счета, заказывал ужин, договаривался обо всем необходимом, но теперь, потрясенный, ее муж не сможет управляться с повседневными делами, она это понимала. В таком состоянии даже малейшее движение требует невероятных усилий.
Так что она быстро переговорила с хозяином магазина, стоящим за стойкой, и заказала у него термос с горячим кофе и сэндвичи, чтобы их упаковали им с собой, – с беконом и яйцом на завтрак для Марио и с говядиной на обратную дорогу домой. Жена хозяина, которая готовила сэндвичи, сочувственно поцокала языком и добавила к заказу сахарное печенье и шоколад от себя лично.
Владелец магазина разрешил им взять моторную лодку, чтобы переправиться к коттеджу. Возле домика Филомена посадила Марио за стол для пикника, дала ему сэндвич с яйцом и кофе, а сама быстро собрала и упаковала их вещи.
– Ешь, ты должен быть сильным, ради своей мамы и ради нас, – уговаривала его она.
Марио бездумно жевал сэндвич и смотрел на озеро, но, казалось, не замечал, что делает, – ему просто не хватало сил противостоять горю. Когда он задрожал, Филомена накинула ему на плечи куртку и села поближе, чтобы ее милый юный муж не замерз, потому что окружающий мир внезапно стал холоднее.
Глава 13
Нью-Йорк, осень 1943 года
На прощании с Джанни было больше людей, чем на свадьбе Марио, но от Филомены не ускользнуло, что большинство пришедших отдать последние почести были мужчины без спутниц, суровые и хорошо одетые.
Даже сейчас, лежа в гробу среди цветов, Джанни все еще был красивым мужчиной с аккуратно уложенными шикарными волосами, в безупречном костюме, как он одевался и при жизни. Филомене все время казалось, что вот сейчас он встанет и снова вступит в роль мудрого патриарха и скажет им, что нужно делать.
Марио, точно каменый страж, стоял рядом с гробом в изголовье и почти ничего не говорил людям, которые подходили к нему и выражали соболезнования. Он только молча кивал.
Тесса, которая в эти дни казалась Филомене неожиданно хрупкой – будто любой порыв ветра мог разметать ее в пыль, – сейчас собралась и в своем черном атласном платье с золотым ожерельем на груди притягивала взоры собравшихся. С прямой спиной она сидела в первом ряду напротив гроба мужа и не проронила ни слезинки, чтобы никто не заметил даже следа ее горя. Она напоминала недвижимую статую, будто говоря присутствующим: «Я все еще здесь, и теперь я за главного». Филомена восхищалась ею больше чем когда-либо.
С одной стороны от матери сидел Джонни, с другой – Фрэнки. Их жены и дети сидели за ними, дети были одеты строго и не решались даже пошевелиться. Филомена села рядом с женами и наблюдала, как внуки по очереди подходят к дедушке, целуют его на прощание, а потом возвращаются на свои места. Они выглядели мрачными и испуганными, но были полны решимости вести себя как взрослые.
Джонни в какой-то момент поднялся и прошел в заднюю часть комнаты, чтобы покурить. Он выглядел опустошенным, плечи его опустились, будто он буквально принял вес своей семьи на себя. Он стоял недвижимо, погруженный в свои мысли.
Фрэнки, в противоположность ему, всегда был полон жизненной энергии и сегодня не мог сдерживать себя. Он расхаживал по комнате, наблюдал за гостями, разговаривал с ними, все время в движении. Люси уже не пыталась успокоить его. Она видела достаточно смертей в больнице, чтобы понять – она должна позволить мужу выплеснуть свое горе в движении и просто вовремя оказаться с ним рядом, когда его энергия иссякнет.
Петрина скрыла заплаканное лицо темной вуалью, и снова она была одна, без поддержки мужа, хотя Ричард ненадолго посетил их, чтобы коротко выразить соболезнования. Он забрал их машину домой, чтобы Петрина и Пиппа остались со своей семьей. Затянутая в черный шелк, Петрина, даже не прилагая к этому усилий, выглядела потрясающе – такая высокая на своих каблуках, источающая тонкий аромат парфюма, который напоминал о темно-пурпурных цветах. Ее дочь Пиппа в своем первом черном платье была грустной и тревожной. Она держала мать за руку, пока не нашла себе место среди остальных детей, сидевших в одном тихом прямом ряду, будто маленькие птички на жердочке.
Тесса настояла на том,
