Посредник - Женя Гравис
– Я про этого паршивца, который уже третий раз мой обед ворует! Я ему лично усы повыдергиваю!
– Применение насилия в отношении представителя власти, – меланхолично заметил Лев и взял очередной лист. – Статья сто девятнадцать, часть первая. Штраф в размере дохода за восемь месяцев или исправительные работы до двух лет.
– Эта скотина-то – представитель власти?
– Вообще-то он в штат зачислен, – отозвался Горбунов. – И даже довольствие получает.
– Видать, мало получает, – фыркнул прапорщик. – Только у нас в отделе ведь ворует, тварь такая. Я серьезно, мужики. Если вы его не приструните – сам убью, своими руками.
– Угроза убийством должностному лицу, – опередил Льва Семен. – Статья триста восемнадцать. Штраф в размере дохода за полтора года и лишение свободы до пяти лет.
Вишневский признательно кивнул и проштамповал очередной лист.
– Да пошли вы на …! – выругался Пузырев. – Я свое слово сказал, имейте в виду.
– Ветчина-то, говорите, пармская была, Василий Кондратьевич? – рассеянно спросил Вишневский.
– Я так и сказал!
– Любопытно. Не вы ли на прошлой неделе докладывали об успешной поимке контрабандистов, которые в обход таможни везли деликатесы из Италии? Помнишь, Семен?
– А то как же, – ответил Горбунов. – Несколько тонн изъял в пользу государства. Колбас там всяких, сыров, паштетов…
Пузырев снова покраснел, надул щеки, вдохнул…
– Да в пекло весь ваш отдел! – и выскочил обратно в коридор, хлопнув дверью.
Семен заглянул под стол:
– Вкусная хоть была?
Карась сыто облизнулся и начал умывать морду лапой, загребая за ухом.
А через пару мгновений в кабинет вошел немного озадаченный Самарин.
– С Пузыревым в коридоре столкнулся, – сообщил он. – Злой как собака. Не знаете, что у него случилось?
– Он на вынужденной диете, – отозвался Вишневский. – Оттого пребывает в излишней ажитации. А тебе письмо пришло из Магистерия.
– Спасибо.
Митя забрал конверт с оттиснутым на сургуче знакомым силуэтом восьминога и прошел к себе в кабинет.
Ну наконец-то.
Может, удастся добыть хотя бы крупицу информации от членов Магистерия. От родственников, судя по всему, серьезной помощи ждать не придется.
Самарин с волнением достал бумагу и начал читать. Брови его с каждой строчкой поднимались все выше, и к концу чтения сыщик выругался и швырнул лист на стол.
Да они там совсем связь с реальностью потеряли?
Митя рванул в соседний кабинет.
– Вот, посмотри. Напрочь рассудка лишились! – Митя кинул бланк Вишневскому и нервно заметался по проходу между столами.
Горбунов прозорливо подтянул к себе чистую кружку и крутанул краник на самоваре.
– А что? А что там? – запрыгал Мишка, оторвавшись от разглядывания свежих фотоснимков.
– Цыц! – коротко бросил Семен и поставил возле Мити исходящую паром чашку.
Митя, казалось, этого вовсе не заметил и продолжал беспокойно ходить туда-сюда, пока Вишневский с бесстрастным лицом изучал документ. Даже к концу чтения эмоций на лице Льва не прибавилось.
– Ну, что там? – извелся Мишка. – Что случилось-то?
– Московский Магистерий Совета Восьми приглашает нашего начальника посетить их представительство…
– Приглашает? – возмущенно выкрикнул Митя. – Это ты называешь приглашением?
– «Незамедлительно предлагаем явиться по срочному делу». Девятого числа. Это сегодня, кстати. В семнадцать ноль три. Согласен, звучит несколько ультимативно, – примирительно отозвался Вишневский.
– Лев, не юли. Ты мастер этой канцелярской эквилибристики. Я один тут вижу однозначное требование?
– Разумеется, так и есть. Ты им срочно зачем-то понадобился. И они как мастера бюрократии облекли свое категоричное желание в официальный документ. С технической точки зрения придраться не к чему. Они же предлагают, а не требуют.
– Еще бы они потребовали! – Митя дотянулся до предложенной чашки и отхлебнул. – Я им что – мальчик-посыльный?
– Ты пойми, у них за столетия язык несколько закостенел. Заодно с мировоззрением. Были времена, когда сам государь по одному слову являлся.
– Это было две сотни лет назад!
– А для них как вчера.
– Я же сам у них был на прошлой неделе, и меня отправили ни с чем. И тебе отписку прислали. А теперь, погляди-ка, я им вдруг понадобился.
– Значит, теперь у них возник собственный интерес. Связан ли он с нашим делом или нет – вопрос открытый. Но ты можешь выяснить. У тебя в запасе еще… – Вишневский достал часы и откинул крышку. – …Сорок две минуты до назначенного времени. Успеваешь.
Митя неторопливо отпил еще. В нем боролись противоречивые желания. Конечно, встретиться с кем-нибудь из магистров было бы на руку и, возможно, прояснило бы подробности жизни и смерти старушки Зубатовой. Но сам тон письма Митю глубоко возмутил. То есть магистры, выходит, свистнули, а он должен примчаться по первому зову как послушный школяр?
В пекло!
На мгновение перед глазами возник отец, рассказывающий о том, как надо уважать и почитать одаренных, ибо в них живет божественная сила. В ком это она живет? В Лазаре Зубатове, который чревоугодничает и оживляет мертвых животных? Или в мадам Симе, которая принимает дорогие подарки от бесчисленных мужчин?
Самарин подхватил горячую кружку и направился к себе в кабинет.
– Я не успел, – вздохнул он. – Был сильно занят на службе.
– Ответ писать? – меланхолично спросил Лев.
– Обойдутся. Пусть данные пришлют по Зубатовой – тогда и наведаюсь к ним в гости.
– Как бы боком не вышло, – осторожно заметил Семен.
Митя лишь махнул рукой.
А зря.
Боком вышло через два дня, когда Мишка Афремов с виноватым лицом возник в проеме двери и сообщил:
– Митя, Ламарк вызывает.
Начальник Сыскной полиции Москвы Карл Иванович Ламарк стоял у окна, сцепив руки за спиной, и созерцал весенний пейзаж. Малый Гнездниковский переулок, где располагалось управление, и так не отличался архитектурными красотами и пышной флорой. А уж в начале апреля, когда с московских улиц сходят снег и грязь – и подавно. И тем не менее Ламарк внимательно вглядывался в пыльное стекло, как будто увидел за ним что-то занимательное.
На Митин приход лишь коротко обернулся, бросил «садись» и снова отвернулся.
Митя попытался было вытянуть шею, чтобы разглядеть, что так увлекло начальника, но ничего, кроме облупленного фасада здания напротив, не увидел.
Спустя пару томительных минут Ламарк все же повернулся:
– Ну и чем ты так разозлил Московский Магистерий?
– Я? – вскочил сыщик.
– Сиди! – выставил руку Ламарк. – Самарин – твоя фамилия? Значит, на тебя жалоба пришла. Уклоняешься, говорят, от плодотворного сотрудничества с уважаемыми магистрами.
Тон у Ламарка был серьезный, а вид – грозный и внушительный. Но Митя уже столько раз слышал эти интонации, что сразу понял – шеф не так сердит, каким хочет казаться.
– Виноват, – признался Митя. – Но Карл Иванович! Я ведь не от зловредности с ними
