Дыхание дьявола - Джилл Джонсон
Хлопнула дверь, а затем раздались шаги и скрип половиц. Поспешное пиканье кнопок, словно Симона набирала чей-то номер, и ее голос: «Merda[57]. Merda. Merda». Потом, наконец, настала тишина.
Матильда пролистнула экран в поисках очередной записи.
– Это была последняя, – сообщила она, возвращая телефон на стол. – Ничего себе! Ревность, любовный треугольник без взаимности, угрозы убийством. Прямо как в дешевой мыльной опере. Ты знаешь, кто такой этот Джонатан?
– Это Джонатан Уэйнрайт.
Матильда замялась.
– Это имя звучит знакомо. Откуда я его знаю?
– Двадцать лет назад он возглавлял факультет истории искусств в Университетском колледже, а потом перешел в Саутсайд Артс.
– Ах да, теперь вспомнила. Любил хорошеньких студенток. Никто так и не понял, почему он ушел. Что же общего может быть у него с этой девушкой?
– Не знаю, но собираюсь выяснить. Спасибо, Матильда. Сожалею, что встреча получилась не такой, как ты ожидала, но ты мне очень помогла.
Взяв со стола телефон, я поднялась на ноги, но Матильда, поспешив следом, схватила меня за локоть.
– Ты же не уходишь? – Она водила по моему лицу широко распахнутыми глазами. Вид у нее был почти что обозленный.
– Ухожу. Мне нужно над этим поразмыслить.
– Давай займемся этим вместе.
– У меня все получается лучше, когда я сама по себе.
Матильда издала тяжкий и шумный вздох.
– В самом деле? Помнишь, что я тебе говорила о подавлении эмоций? О том, что ты должна найти человека, с которым сможешь поговорить по душам?
– Да.
– Пообещай мне, что так и сделаешь.
В нетерпении я закатила глаза к небу, стремясь поскорее уйти.
– Хорошо.
– Хорошо, потому что я волнуюсь за тебя. И вот еще что… – Она придвинулась ближе. – Я говорю это как друг. Знай, что вид у тебя абсолютно кошмарный. Я сейчас не про твое бедное лицо, а про все в целом.
Я уставилась на Матильду, не зная, как реагировать.
– Что ж… у меня выдалось несколько непростых дней.
Матильда сочувственно закивала, обвила меня руками и поцеловала в щеку.
– Пусть так, дорогая. Но ты потеряла отца больше года назад. Не кажется ли тебе, что настало время перестать носить его одежду?
Глава 18
Отец был профессором классической литературы и английского в Магдален-колледже Оксфорда. Десять лет назад он вышел на пенсию и поселился в скромной квартирке в Кэмдене, чтобы быть поближе к своей «очаровательно эксцентричной дочери», как он меня называл, которая уже и сама успела стать профессором в Университетском колледже Лондона. Отец мог бы назвать меня в честь любой из древнегреческих богинь, однако выбрал имя Юстасия – в качестве реверанса Томасу Харди. Я ничего не помню о своей матери, которая безвестно пропала, когда я была еще совсем юной. Ее исчезновение оказалось столь внезапным, что Отец с тех самых пор так и остался в состоянии недоуменного смятения. Столь внезапным, что ему пришлось сделать паузу в выдающейся карьере, чтобы позаботиться об очаровательно эксцентричной дочери. Я знаю, что и ростом, и внешностью пошла в Отца. То есть, скажем прямо, ничего выдающегося. Я видела фотографии матери и понимала, что, если бы мне довелось встать рядом с ней, в нас никто не распознал бы родню. Что и в самом деле отличало меня от сверстников, так это мое обыкновение носить стариковскую прическу и одеваться как пожилой мужчина. Андрогинность в студенческой среде считалась в порядке вещей. Тем не менее для преподавателя это было необычно. Потому, когда Матильда посоветовала мне перестать носить Отцовскую одежду, я сочла это за посягательство на мою личность, от которой я совсем не готова была отказаться.
Однако я не оставила совсем без внимания ее комментарий по поводу моей внешности. Я в самом деле всеми фибрами души стремилась поскорее попасть домой, чтобы искупаться и переодеться, но никак не могла избавиться от стоящего перед глазами образа Сьюзен, несколько часов кряду прождавшей моего возвращения из Сохо. Я не могла игнорировать то, что старушка, вполне вероятно, продолжала меня ждать. Когда я добралась до дома Сьюзен, ее передняя дверь была не заперта, словно она как раз меня и поджидала. Я постучала, но ответа не последовало, поэтому я вошла в дом и вышла в сад с другой стороны. Старушка сидела за столиком, уставившись в пустоту, словно кто-то поставил ее на паузу. Однако при моем приближении она встрепенулась. На лице ее читалось смятение только что очнувшегося от сна человека.
– Ты в порядке, дорогуша? – спросила она.
– А вы сама в порядке? – ответила я вопросом на вопрос.
Сьюзен вздохнула.
– Я была со своим Стэнли. Порой я так углубляюсь в воспоминания о нас с ним, что не замечаю, как пролетают часы. – Она пренебрежительно махнула рукой. – Не хочу, чтобы у тебя сложилось превратное впечатление. Он вовсе не был ангелом… И наша жизнь не была пропитана солнечным светом и украшена цветами. Но он был моим.
Сьюзен многозначительно на меня посмотрела:
– А у тебя был кто-то особенный?
Вспомнив свою утраченную любовь, я принялась искать, за что бы уцепиться взглядом, пока, наконец, не выбрала для себя объект – заднюю стену дома, в котором жила сама.
– Мне нужно домой. Я зашла только чтобы вернуть ваш телефон.
С этими словами я положила его на столик.
– Ты смогла заполучить перевод?
– Смогла. Похоже на то, что Симона приехала сюда не только для того, чтобы изучать историю искусств. Вы не возражаете? – спросила я, указывая на садовое кресло, начисто позабыв, что собиралась идти домой. Тяжело плюхнувшись на сиденье, я сообщила: – Она разыскивала Английского профессора.
– А что тот злой мужчина?
– Андреас. Это он велел Симоне разобраться с этим Профессором, но, когда та сказала ему, что никого не нашла, он разозлился.
– Разобраться?
– Так он сказал. «Ты с ним разобралась?»
– Это же необязательно должно означать то, о чем мы подумали, правда?
– Это означает именно то, о чем мы подумали, Сьюзен.
Я впервые назвала ее по имени, и это стало неожиданностью для нас обеих. Сьюзен явно понравилось. Мне это было понятно даже не глядя.
– Мне пора домой, – снова засобиралась я. – Нужно помыться.
Но я так и не встала с места, а осталась сидеть, ощупывая взглядом ограду собственного сада.
– Мойся здесь, – предложила Сьюзен. – Можешь воспользоваться ванной комнатой Симоны, она симпатичнее моей. Оставь свои вещи на ее кровати,
